Со второго взгляда - [5]

Нетрудно заметить, что в романе А. Толстого лекция Гарина Зое об устройстве гиперболоида кажется просто вставным эпизодом. Критика обращает внимание на порочность подобного композиционного условия, нередко тормозившего действие там, где по логике сюжета оно просто обязано стать динамичным (вспомним, что Гарин пускается в свои объяснения в самый неподходящий момент) и часто превращавшего одного из героев в лектора, а других — в слушателей, что психологически мотивировалось неубедительно.

Андрей Т. так размышляет о романе А. Толстого: «Книгу он знал хорошо, а некоторые места из нее он даже знал наизусть. Но вот как раз то место, где Гарин объясняет Зое устройство аппарата, он как-то не любил. Вернее, не очень любил». Понимая нелюбовь читателей к таким «отступлениям», Стругацкие в своих произведениях (исключая разве что ранние повести) просто не сосредотачивают необходимые объяснения в одном месте, «растворяя», «рассыпая» их по всему тексту: мыслящий читатель выстраивает ту фантастическую версию, которая в традиционной НФ повести пришлось бы излагать целиком, в одном эпизоде. Стругацким же достаточно несколько фраз, абзацев в заключении, чтобы все расставить по местам. В «Далекой Радуге» катастрофа на планете «подготавливается» с самого начала различными намеками, предположениями. В «Хищных вещах века» мы с первых десятков страниц догадываемся о страшных свойствах наркотика «слега», тем более, что писатели постоянно подбрасывают факты в огонь читательской версии. И так далее. Исчезают (вернее, ловко маскируются) отступления. А читатель находится в постоянном напряжении, как при чтении захватывающего детектива, составляя многочисленные «крупицы» научно-фантастических посылок в стройную гипотезу.

Подобный прием в какой-то мере продемонстрирован и в самой «Повести…», где фантастическая реальность, облаченная в хорошо знакомую форму полуяви-полусна (как в «Алисе в стране чудес»), строится по законам постепенного, детального ознакомления, и полную картину пространства, по которому путешествует герой (вмещающего и коридор с табличками «Тов. пенсионеры! Просьба не курить, не сорить и не шуметь!», и машинный зал ЭВМ, и площадку для коллекционеров, и амфитеатр с фантастическими мерзавцами и т. д.), читатель обязан дофантазировать сам…

Таким образом, даже по тем деталям, на которые было обращено внимание, можно сделать вывод: «Повесть о дружбе и недружбе» представляет собой достаточно сложное произведение, в котором вплетенные в сюжет элементы литературной полемики и пародии заставляют видеть, кроме всего прочего, своеобразную и парадоксальную иллюстрацию авторов-фантастов на литературный процесс, на ряд конкретных задач и проблем современной фантастики. Однако, такой подход — лишь один из возможных в рассмотрении этого произведения. Есть и другие: можно было бы, например, поставить в центр исследования трансформацию элементов фольклорной сказки в современной фантастике. Впрочем, подобный анализ уже выходит за рамки данной работы. Или — как сказано в одной из книг самих Стругацких — «это уже совсем другая история».