Со шпагой и факелом - [31]

По соглашении всех голосов решено было, что вся власть будет принадлежать Верховному Совету, состоявшему из семи лиц (в этом числе большинство составляли Долгорукие и их родственники), и собрание постановило следующие условия:

1) Императрица Анна будет управлять не иначе как согласно с заключениями Верховного Совета.

2) Она не будет ни объявлять войны, ни заключать мира.

3) Она не будет налагать новых податей, ни раздавать важных должностей.

4) Не будет казнить смертию дворянина без явной улики в преступлении.

5) Не будет конфисковывать ничьего имущества.

6) Не будет располагать казенными землями, ни отчуждать их.

7) Не вступит в брак и не изберет себе преемника без соглашения по этим предметам Верховного Совета[48].

Собрание назначило трех лиц для объявления императрице о призвании ее на престол и для предположения ей условий, на которых ей следовало царствовать. Депутатами были: от Верховного Совета – князь Василий Лукич Долгорукий, от Сената – князь Михаил Голицын, от дворянства – генерал-лейтенант Леонтьев. Депутатам поручено было предложить императрице, чтобы она подписала вышеозначенные статьи и не брала бы с собою в Москву своего любимца, камер-юнкера Бирона.

Граф Остерман, не покидавший ни на минуту императора во время его болезни, как только он скончался, уехал к себе усталый и сказался больным, чтобы не участвовать в собрании Совета и Сената, хотя он был вице-канцлером империи. Благодаря этим своевременным болезням, Остерман так долго держался в этой империи.

Несмотря на распоряжения Верховного Совета, царевна Елисавета была бы императрицею, если бы она в первые минуты послушалась совета своего доктора, ныне графа Лестока. Как скоро Лесток узнал о кончине императора, он вошел в спальню царевны, спавшей в то время, разбудил ее, стал ее уговаривать собрать гвардию, показаться народу, ехать в Сенат и там предъявить свои права на корону. Но она никак не соглашалась выйти из своей спальни. Может быть, в то время она еще не имела достаточной твердости для исполнения такого великого предприятия. Впоследствии, как мы видели, она приобрела больше смелости. Но в то Бремя она предпочитала свои удовольствия славе царствовать; и очень вероятно, что и впоследствии не подумала бы вступить на престол, если бы ее не тревожили в царствование Анны, а оставили бы жить спокойно по-своему. В это же время партия ее была почти бессильна; некоторые из вельмож, империи открыто говорили, что Елисавета слишком молода для сана императрицы и что ее больше занимают удовольствия, нежели необходимые заботы о правлении.

Распорядившись, чтобы вся армия принесла присягу служить императрице не иначе как совместно с Советом, члены этого учреждения думали, что этим они достаточно оградились от деспотического правления. До распущения собрания последовало еще запрещение под страхом смерти уведомлять новую императрицу о том, что было обсуждено и решено собранием. Только через депутатов государыня должна была узнать о своем избрании и об условиях, при которых она должна вступить на престол. Несмотря на то, генерал-поручик граф Ягужинский в ту же ночь отправил своего адъютанта Сумарокова в Митаву известить обо всем императрицу. Он ей писал, прося ее выехать из Митавы немедленно после данной депутатам аудиенции, принять все условия, какие ей будут предложены, и довериться его советам, а он между тем до прибытия ее в Москву постарается увеличить ее партию, которая не удовлетворяется правлением Совета; что великий канцлер граф Головкин уже на ее стороне, так что, когда ее величество приедет в Москву, все окончится по ее желанию.

Все дороги, идущие от столицы, так зорко стерегли, что Сумарокову стоило немало труда пробраться. Прохожих обыскивали, нет ли при них писем. Однако Сумароков так искусно перерядился, что его не узнали и пропустили. Таким же опасностям подвергался он на границе Курляндии у караулов, которым велено было задерживать всякого, кто прибыл бы по московской дороге. Он сделал большой объезд и, несмотря на препятствия, благополучно прибыл в Митаву. По милости всех этих задержек в дороге, он едва успел передать императрице свои депеши, как приехали депутаты и стали просить аудиенции.

Не знаю, какими путями князь Долгорукий узнал, что из Москвы приезжал посланный и имел свидание с императрицей до депутатов. Он приказал разыскать его и, слыша, что посланный уже отправился обратно, послал за ним в погоню; его и привезли обратно в Митаву. Господа депутаты избили его, велели заковать в железа и отправить в Москву, где и Ягужинский был арестован и заключен в тюрьму.

Были люди, которые ставили в вину императрице выдачу Сумарокова депутатам, которым она открыла и причины, почему он был послан к ней, Я в этом постоянно сомневался. Однако справедливо и то, что во все время царствования Анны Сумароков оставался без должности и жил в нищете.

Императрица без труда согласилась подписать все, что ей представлено было от имени Верховного Совета, не противоречила требованию оставить любимца своего в Митаве и распорядилась немедленным отъездом.

20-го февраля[49] императрица прибыла в село Всесвятское в четырех верстах от Москвы, где она пробыла пять дней. Тотчас по ее приезде члены Совета с великим канцлером во главе отправились туда. Последний поднес императрице на золотом блюде Андреевскую ленту со звездою. Увидев орден, императрица сказала: «Да, ведь я и забыла надеть его». Она взяла ленту и просила кого-то из окружающих надеть на нее, не допуская до этого никого из членов Верховного Совета; когда же великий канцлер вздумал сказать ей речь, она велела ему замолчать. В тот же день она произвела в подполковники гвардии Преображенского полка графа Салтыкова, близкого родственника царицы-матери