Сны с собаками - [2]

Мы стали осторожно выбирать колючки из мокрой шерсти. Пес изворачивался и благодарно лизал нам лица.

— Похоже, как будто спишь, — сказал мой сынишка.

— Кто спит? — переспросила дочка.

— Я говорю, похоже, что все это снится.

— Ага, — ответила она. — А ну-ка, Димка ущипни меня.

— Зачем?

Танюшка, много читавшая, сказала:

— В книжках всегда так делают. Надо ущипнуть человека, и если он спит, то сразу же проснется.

Сын опасливо протянул руку и ущипнул ее повыше локотка.

Танюшка ойкнула.

— Ну, нет, это не сон! А теперь давай я ущипну тебя.

— Зачем? — снова спросил Димка.

— А вдруг ты спишь? — ответила Танюшка.

— Ну и пусть сплю, — сказал он. — Мне все равно. Если я сплю, пускай я буду спать.

— Но ты же ущипнул меня… — захныкала Танюшка. — Я разрешила тебе!

— А, может, я тебе не разрешаю… — пробурчал он и отодвинулся.

— Но так нечестно!

Слезы показались в ее глазах. Димка поднялся на четвереньки и стал отползать по холму в сторону, не сводя глаз с сестры.

— Ты, какой хитрый, ущипнул меня! Мне тоже, может, хочется щипаться! — Танька заплакала. — Мам, ну, скажи ему!

— Сейчас же перестань… — увещевала я ее. — Ты же сама его просила…

— А я не думала, что он такой… Что он потом не захочет, чтоб я дала сдачи…

Сын тоже громко плакал.

— Вы же не договаривались ни о чем… — я попыталась взять ее на руки.

— А это было само собой! Пусти!

Я не пускала ее.

— Ты несправедливая! — плакала дочка. — Ты его больше любишь!

— Вот еще… Я вас обоих люблю… — Танька мне не верила.

— Ты и сама его любишь… — говорила я. — Ты его очень любишь. Он твой братик… Ты же хотела, чтобы он родился…

— Нет, я его не люблю! Тоже мне брат! Рева-корова! — Танька на расстоянии показала Диме кулак.

От этого малютка взвизгнул и, плохо надеясь на мою защиту, бросился на четвереньках еще дальше, продолжая на ходу реветь.

— Ты девочка! — кричала ему Таня вслед — я держала ее за руки изо всех сил, чтобы она не кинулась в погоню. — Ты… знаешь, кто…

Она задумалась на миг, придумывая, как бы пообидней его назвать.

— Ты… Ты…

И тут же зачастила, как из пулемета:

— Плакса-клякса-размазня! Плакса-клякса-размазня!

Димка ревел.

— Ты старшая сестра! — пыталась я вразумить ее. — Ты должна защищать его, братишку! Всегда, по жизни… Вдруг меня не будет…

Оба они не слушали меня.

— Я хочу сон! — кричал сквозь слезы Димка. — Я не хочу проснуться! Пусть Танька не щипается! Пусть будет сон!

Таня из-за моей спины корчила ему рожи.

Я попыталась усадить дочку на траву. Она не поддавалась.

— Ты просто трус, понятно тебе, Димка? — кричала она на всю округу. — Ни у кого нет таких трусливых братьев! Такой трус даже во сне еще ни разу никому не снился! Я теперь точно поняла, что я не сплю!

— А я вот, может, сплю! — огрызнулся он издалека.

— Мам, а что он говорит, что спит… — еще громче заревела Танька.

И тут же она вдруг стихла, точно заряд в ней кончился. Был — и не стало. Танька обняла меня за шею и издала неопределенный звук — что-то вроде «Уфф!».

Это она всегда так — стоит ей понять, что я рассержена по-настоящему, и она сразу забывает о том, что ей хотелось больше всего еще секунду назад, и требует ее приголубить. Такая она, дочка.

Я обняла ее. Сын опасливо начал приближаться к нам. Он хорошо знает свою сестру и уже понял — гроза, скорей, всего, прошла.

Тут пес, до этого спокойно наблюдавший за нами, подпрыгнул и с громким лаем бросился наверх. Видать, теленка почуял. Дружок просто обожает играть с телятами — наверно, видит в них товарищей себе. Зато телята в нем товарища не видят, и им совсем не нравится, когда тяжелая Дружкова туша валится с разбегу им на спины — тоже мне, наездник — да еще с таким отчаянным, заливистым лаем — прямо в ухо… Теленок мог со страха отдать концы, да только Дружку было его страха не понять.

До нашего приезда собаку почти не спускали с цепи. Наверно, она понимает, что только теперь, вместе с нами, сможет насладиться свободой как следует. Нам скоро уезжать, она должна спешить!

Я тут же помчалась вслед за ней. Какая-то старуха вела теленка, поднимаясь с той стороны холма. Я успела схватить собаку за ошейник. Она рвалась к теленку.

— Не бойтесь, он очень добрый! — крикнула я старухе. — Его зовут Дружок! Он только играет с вашим теленком!

Я вдруг увидела себя со стороны. Женщина с развевающимися волосами, стоя на вершине холма, с трудом удерживает большую, рвущуюся вперед, собаку. Было красиво. «Действительно, как будто сон», — подумала я.

— А это сон, — сказала вдруг старуха.

— Что вы сказали? — спросила я.

— Сон, говорю, и есть, — отозвалась старуха. — Да не твой. Мальчик спит, и ему снится все, что ты видишь. Будто и он ребенок, и мамка еще жива…

Я глянула на нее. Старуха стояла, не спуская с меня глаз и, при этом как будто что-то жевала беззубым ртом.

— Как это — спит… Мой мальчик? — спросила я.

— Да и не мальчик он, — ответила старуха. — Это я так. Чтоб тебе понятней было. Сорок лет с гаком, а все мальчик… Снится ему все. Себя видит мальцом, и сестра тут же, и ты жива, мамка, с ними еще…

— А что, я не жива? — поинтересовалась я и на всякий случай попробовала незаметно ущипнуть себя за руку.

— Да не щипайся, толку-то, — сказала мне старуха. Углядела ведь. — У дочки научилась? Я говорю тебе, не свой сон смотришь. Сын твой заснул, и снишься ты ему. А пока снишься, выходит, что жива. Привыкла жить-то… Часто он видит тебя во сне, вот и живешь. Бывает, что и дочке когда приснишься. Но та редко сны видит. Крепко спит. Иные, бывает, еще и внукам своим снятся. У тех дольше век, получается. А ты с детьми уйдешь. Ты внуков-то не дождалась. Они если и видят во сне бабку свою, то это уж не ты — а так, бабка и есть. На мамку-то, на папку смотрят — а те уже в годах. Ну, значит, бабка тоже должна быть… — старуха призадумалась. — Бабка им снится — вот вроде меня. А ты-то ведь была молодая, красивая…