Сны о России - [39]

И больше Кодаю ничего не сказал. Ни словом не обмолвился он о том, следует или не следует принять предложение Татаринова и Трапезникова насчет преподавания в школе.

Теперь Кодаю понял наконец, что означал полученный из столицы приказ оставить японцев в России и определить их на службу: в Иркутске намеревались вновь открыть школу японского языка. Японцы, оказавшиеся здесь до Кодаю и бывшие преподавателями школы японского языка, скончались, а Татаринову и Трапезникову — потомкам японцев, родившимся в России, — преподавание японского языка было не под силу. Школу вынуждены были закрыть, а тут в Иркутск прибыли шестеро японцев — более благоприятной возможности для возобновления занятий просто не придумаешь!

Какую же цель преследовали в этой стране, открывая некогда школу японского языка? И почему хотели возобновить занятия? Кодаю впервые задумался над этим, имея в виду не только Исэ, но и всю Японию.

Кодаю вспомнил, сколь обширны рыбные угодья близ Алеутских островов, на которых он провел более трех лет. Перед его глазами вновь проплыли камчатские гавани, местные жители, русские, корабли, груженные пушниной, доки, склады, военные казармы, ясачные избы, церкви…

Никогда прежде Япония не казалась Кодаю такой маленькой и беззащитной. Кроме них, шестерых скитальцев, никто не ведал там, что происходит на широчайших морских просторах к северу от острова Эдзо. И Кодаю с особой силой почувствовал, как необходимо его возвращение на родину. Во что бы то ни стало он должен вновь увидеть родные берега.

Кодаю собрал товарищей.

— Выслушайте меня внимательно, — сказал он. — Мы должны вернуться в Исэ чего бы нам это ни стоило. Я не вижу смысла в том, чтобы оставаться здесь до конца жизни. И Сёдзо вернется с нами. Мы родились в Исэ — в Исэ и умрем. Наши друзья, спящие вечным сном на Амчитке и в Нижнекамчатске, взывают к нам: возвращайтесь на родину!

Японцы молча выслушали Кодаю — каждый готов был вернуться в Японию. Но в тот момент никто из них и предположить не мог, что для этого представится удобный случай.

В середине сентября в Иркутске открылась ежегодная ярмарка, длившаяся несколько дней. Вокруг биржи и окружающей ее площади разместились сотни купцов — для многих были построены временные лавки. Еще в начале сентября у берегов Ангары появились многочисленные речные суда, груженные товарами для ярмарки.

Европейские товары доставлялись в Иркутск через Верхний Устюг, Казань, Тобольск, Томск, Енисейск и Братские пороги. На ярмарке торговали китайским чаем и шелком, товарами из Бухары, Самарканда, Индии и Персии.

Японцы посещали ярмарку каждый день. Смешавшись с толпой, переходили от одной лавки к другой. Повсюду ощущалось радостное возбуждение, народ веселился вовсю. Празднества в Эдо или Исэ не шли ни в какое сравнение с иркутской ярмаркой. Здесь Кодаю и его спутники повидали много необычного. Здоровенный детина вступал в единоборство с медведем, а потом в разорванной в клочья окровавленной одежде собирал со зрителей деньги. Двое людей неизвестной национальности демонстрировали кулачный бой. Время от времени в круг вступал кто-нибудь из зрителей, чтобы померяться с ними силой. Демонстрировали свое искусство шпагоглотатели, выступали факиры со змеями.

Необычными на ярмарке были не только товары и представления, но и посетители, среди которых можно было увидеть и монахов в черных рясах, и солдат, и крестьянок. На ярмарку приезжали именитые гости, бродили по ней и бездомные бродяги, темные люди. Здесь можно было встретить китайцев, индусов, якутов, бурят, монголов.

Японцы подолгу останавливались у лавок, торгующих мехами с Алеутских островов и Камчатки, предметами народных промыслов и рыболовными принадлежностями. Кюэмон и Коити словно вбирали в себя запахи, исходившие от рыболовной снасти. Казалось, будто они повстречались со старыми знакомыми. Японцы видели, как торговцы обмеривали бурятских женщин, покупавших мануфактуру, видели и воровок, прятавших товар под широкие юбки.

Ночи между тем становились все прохладнее, яркая зелень на берегах Ангары и на островках начала желтеть. Двадцатого сентября выпал первый снег. Японцы со страхом ожидали прихода ранней зимы, но первый снег лишь попугал и растаял, и снова наступили ясные солнечные дни.

В конце сентября чиновник иркутской канцелярии Тимофей Осипович Ходкевич привел Кодаю и его друзей к Кириллу Лаксману.

Кодаю ничего не знал о Лаксмане и решил, что он из той же категории богачей, с которыми его уже не раз знакомили. Когда Ходкевич впервые завел разговор о Лаксмане, Кодаю выразил намерение пойти к нему один: все слишком устали от бесконечных рассказов о скитаниях в океане.

Но Ходкевич настаивал:

— К Лаксману надо пойти всем. Человек он влиятельный и может способствовать вашему возвращению на родину. Отправляйтесь-ка к нему все вместе и поведайте о своих мытарствах.

— Кто он такой, этот Лаксман? Расскажите поподробнее, — попросил Кодаю.

— Сказать о нем коротко очень трудно. Вот уже несколько лет Лаксман живет в Иркутске, занимает пост императорского чиновника по разведыванию руд. До приезда в Иркутск он недолго служил, кажется, исправником в Нерчинске, затем горным инженером на Нерчинских рудниках. Личность в России известная- профессор химии и экономики Петербургской академии наук. Был избран также членом Стокгольмской академии наук за труды по религии монголов и тибетскому языку. Сейчас Лаксман страстно увлекся геологией и ботаникой, а кроме того, он имеет здесь, в городе, стекольный завод.