Снимаем порно - [69]

Шрифт
Интервал

21

Когда Си-Ди вернулся к «мерку» со своего невероятного любовного свидания, он развалился на заднем сидении, подобно измочаленному бегуну на длинные дистанции, — когда остается неясно, проиграл он или выиграл.

— Куда, шеф? — спросил невозмутимый Липс Мэллоун.

— Просто покатайся немного вокруг, — ответил Си-Ди, его глаза были спрятаны за темными очками. — Есть несколько проблем, связанных с картиной, которые необходимо продумать.

Примерно через час он назвал отель в качестве следующей остановки, с целью «освежиться перед обедом», как он это объяснил.

Выходя из машины, он повернулся к Липсу, который придерживал дверь, и засунул два скрученных пятисотдолларовых билета в нагрудный карман его жакета.

— Тем временем, — добавил он с интонациями немногословного доверия, — ты знаешь, где меня найти в случае, если подвернется что-нибудь важное.

— Есть, шеф, — сказал Липс невозмутимо, подняв два пальца к воображаемой кепке. Он видел в кино, что так делают британские шоферы.

* * *

В это время все в той же охоте на пом-пом дела обстояли не лучшим образом. Некоторое время все шло в точности так, как Борис и планировал. Под возбуждающим воздействием экзотического опиумного препарата «грустинки» Анжи не обращала внимания на тактику языка Ферала, который сперва достиг клитора и через приличный отрезок времени — полного проникновения во влагалище. Какие бы чувства это ни вызвало в девушке, она, очевидно, отнесла их к общей эйфории, порожденной препаратом, потому что продолжала играть свою роль, как будто не случилось ничего непредвиденного. С закрытыми глазами она извивалась и стонала, как и прежде, продолжая ласкать, целовать и сосать искусственный член, демонстрируя все возрастающую страсть.

Когда Борис увидел, что язык Ферала достиг полного проникновения, он прошептал Ники:

— О'кей, убери эту штуку из кадра, — и художественный директор очень осторожно снял липкую ленту, удерживающую пояс целомудрия над и под половыми органами Анжи, а затем нежно снял кусочек материи, тем самым давая языку Ферала немедленный и глубокий доступ к мифическому «пом».

— Теперь остановись на этом, Лас, — прошептал Борис оператору, который снимал ручной камерой «Эррифлекс», — далее попытайся получить в том же кадре ее лицо.

— Посмотри, есть ли у него отвердение, — сказал он через минуту Ники, не желая покидать камеру.

— О, я был бы рад способствовать этому, — вывел трель Ники, скользя, как в балете, к кровати, и, удостоверившись в этом, выгнул дугой брови, будто бы в преувеличенном удивлении.

— О, святая Мария, есть как никогда.

— О'кей, Лас, — сказал Борис, — давай попробуем с этой стороны.

Они быстро переместились туда, где Анжи с закрытыми глазами сосала резиновый орган. По знаку Бориса Ники ловко освободил ограничивающую ткань Ферала, позволяя его напряженному члену выскочить оттуда подобно попрыгунчику.

— Юмми, юмми, юмми, — заворковал Ники.

— О'кей, Лас, прошептал Борис, — будь готов, потому что это может недолго продлиться.

Затем он наклонился и прошептал Анжи:

— Не открывай глаз, Анжи, — мы по-прежнему снимаем… это прекрасно… я только хочу попробовать другой… так может быть лучше… — говоря это, он держал искусственный орган одной рукой, а орган Ферала — другой, высвобождая один и подсовывая ей другой, но не успел он завершить подмену, как Анжи, с закрытыми глазами, промычала:

— Хммм… — в некоей сонной удовлетворенности.

— Вот так лучше? — мягко спросил Борис, отступая из кадра и усиленно жестикулируя Ласу, чтобы тот подошел поближе.

— Ммм-хмм, — пробормотала она, — теплее, — и устроилась поуютней, как кошка, усаживающаяся перед блюдцем со сливками.

Тони, прибывший на съемочную площадку как раз вовремя, чтобы застать «великое переключение членов», как он позже это окрестил, наблюдал за сценой в смущенном очаровании. — Ну вот, вы не сможете убедить меня, будто она не знает, что имеет дело с реальным членом!

— Сомневаюсь, — сказал Борис, — но клянусь, что это будет выглядеть чертовски здорово на большом экране. Вглядитесь в это лицо — оно прямо как у ангела, черт возьми! Мы должны окружить ее ореолом! — И он начал дико озираться вокруг в поисках кого-нибудь из осветительной команды.

Видимо, наркотик замутил ее сознание, и она не подозревала, что происходит на самом деле. Она играла в происходящее и не заметила перехода от игры к реальности. Наверное, это был своего рода сон, когда спящий осознает, что это на самом деле сон, и поэтому он неопасен и можно позволить себе даже способствовать тому, чтобы он длился.

Пока Ники и осветительная команда создавали эффект ореола, Ласло передвинулся, чтобы снимать с другого края (где был язык Ферала).

— Послушай, — спросил он у Бориса, продолжая снимать и едва двигая губами, — как насчет того дела с задним проходом, о котором ты упоминал?

— Фантастика, — сказал Борис. — Мы снимем анально-языковое и ореол в одной и той же композиции! Прекрасно. — Только он собрался сообщить об этом перемещении из пом-пом самому Фералу, как уловил предательский взгляд в его глазах, показывающий, что тот на грани оргазма.

— Нет, нет, Ферал, — умолял он, — не сейчас, пожалуйста! Никакого бум-бум! Пожалуйста, никакого бум-бум, пока! — В неистовстве толкая перед собой Ласло, он бросился к другому концу кровати (где находилась голова Анжи), словно мог предотвратить это у истока. Но ничто не могло удержать Ферала, это было слишком очевидно из стонущего воя экстатического облегчения, сорвавшегося с его губ, и из конвульсивной дрожи, охватившей его тело и конечности. Что касается Анжелы Стерлинг, то вначале при проявлениях спазма она, казалось, продолжала верить, что это часть все того же романтического сна, сексуального притворства, и что она может поучаствовать в этом, повторяя свое бормотание — «Хммм…» Как будто все в том же предвкушении удовольствия подобно котенку, собирающемуся поуютнее устроиться, чтобы вкусить теплых сливок. Но с первым же выбросом явилась грубая реальность, она вырвала член изо рта, рассматривая его широко раскрытыми недоверчивыми глазами, крошечный ручеек семени, поблескивая, выползал из угла ее губ, в то время как твердо схваченный крепкий орган начал давать волю своему главному залпу… но теперь уже прямо на модную, новую, сделанную в студии завивку Анжи. Она просто не могла этому поверить. Она застыла, словно завороженная, держа его, как будто это плюющаяся кобра, в то же время отворачиваясь прочь, так что основная масса выделений попала прямо на ее золотистые локоны с правой стороны лица, сделав то, что позже Элен Вробель описала как «самое чертовски ужасное глазурное месиво, какое вы можете себе вообразить!»


Еще от автора Терри Сазерн
Кэнди

Когда роман был опубликован, сначала в Париже, затем в Америке и, наконец, в Англии, где какое-то время находился под запретом, он сразу же привлек к себе внимание международной прессы. Встреченная в штыки официальными критиками за ее скандальное содержание, книга немедленно продалась огромными тиражами, в буквальном смысле ошеломив читателей и завоевав Сазерну репутацию, которая, по словам одного из журналистов, «никогда не умрет». «Кэнди» — сатирическая пародия на «Кандида» Вольтера, повествующая о похождениях очередной американской Лолиты, «до невозможности сладкой» и со «слишком большим сердцем, чтобы унижать мужчин», сексапильной Кэнди Крисчиан.


Чудо-христианин

Гай Гранд был мультимиллионером с весьма специфическим предназначением. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы убедить окружающих: все мужчины и женщины одинаковы в своей развращенности и пороках. Ему повезло — он смог доказать, что нет ничего более шокирующего и унизительного, чем то, что человек может сделать за деньги.


Грустное кино

Знаменитый режиссер Царь Борис, лауреат премии «Оскар», задался целью снять по-настоящему хороший порнофильм, с красивыми актерами, шикарными костюмами, классным освещением и сильным сюжетом. К нему присоединяются продюсер-авантюрист Сид Крассман, известный писатель и сценарист Тони Сандерс, а также Анджела Стерлинг, секс-символ киноэкрана, суперзвезда, которая мечтает сняться в серьезном фильме у талантливого режиссера. Расположившись в Лихтенштейне и накачавшись инъекциями витамина В12, съемочная группа приступает к работе над фильмом «Лики любви».«Грустное кино» – веселый, полный дикой эротики и убийственной сатиры на Голливуд роман скандально известного американского писателя Терри Саутерна.КНИГА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НЕ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ!


Блистательный и утонченный

Терри Сазерн — «самый хипповый парень на планете», как писала о нем New York Times, один из лучших сатирических писателей «Разбитого Поколения». Его можно с уверенностью назвать Мистер Глум. Его тонкая ирония, красной нитью проходящая через все произведения, относится к повседневности, к обычным вещам, как покажется на первый взгляд, незаслуживающим внимания.В романе «Блистательный и утонченный» — «невероятно забавном комментарии к темной стороне национальной жизни» — автор ставит преуспевающего доктора, всемирно известного дерматолога Фредерика Эйхнера в казусные, нелепые ситуации, проводит его через цепь непонятных событий: его путают со знаменитым гангстером и потому покушаются на его жизнь, его преследует маньяк-гомосексуалист, а нанятый им частный детектив устраивает для него вечеринку с гашишем…


Рекомендуем почитать
Плановый апокалипсис

В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".


Похвала сладострастию

Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».


Брошенная лодка

«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…


Я уйду с рассветом

Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.


Три персонажа в поисках любви и бессмертия

Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с  риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.


И бывшие с ним

Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.


Любовь в Буэнос-Айресе

Мануэль Пуиг создает мозаичную картину латиноамериканской современности в виде тонко стилизованного коллажа из стереотипов популярной словесности — песенок в жанре танго, мелодраматических кинороманов, литературной и кинематографической фантастики, бытовых радиопьес, модных и женских журналов, образцов рекламы, что сближает его повествовательную технику с принципами поп-арта. Обо всём этом и не только в книге «Любовь в Буэнос-Айресе».