Снимаем порно - [67]
Борис мучился сомнениями.
— Боже, — сказал он, глядя через камеру, — я не могу сказать, выглядит ли он как настоящий или нет.
— Вероятно, — холодно заметил Ники Санчес, — это просто потому, что ты случайно знаешь, что он искусственный.
— Возможно, ты прав. По-твоему он выглядит недурственно?
— Силы небесные, да, — пробормотал Ники, вглядываясь сквозь линзы, — просто прелестно.
Чтобы эти два органа — Ферала и приставка — ничем не отличались, Борис настоял, чтобы искусственный член изготовили с реального слепка пениса Ферала.
Ники, конечно, с энтузиазмом лично руководил всем процессом, сперва сделав гипсовый оттиск органа Ферала в состоянии полного отвердения, затем отлил его в форме из латекса с гнущимся металлическим стержнем посредине. Он был замечательно удобным, его поверхность, казалось, пульсировала.
— Я скажу тебе, где он даст сбой, — сказал Борис, изучив его более пристально, — у крайней плоти… теперь смотри, что происходит, когда она добирается до него… Анжи, дорогая, дойди ртом до самого конца, о-кей, вот оно… теперь назад, вниз, медленно… — Он опять повернулся к Ники. — Ты видишь, поскольку он не обрезан, то крайняя плоть должна бы слегка надвигаться, когда ее рот доходит до конца, затем опускаться немного вниз. Проблема в том, что слепок не отражает подвижности крайней плоти. Есть ее контуры, но нет ее движения. Предлагаю реализовать красивый образ: она подсовывает свой язычок под крайнюю плоть и неторопливо обводит им вокруг головки. Улавливаешь?
— М-да, — сухо сказал Ники, — еще бы.
— Увы, мы не можем сделать этого, там нет того, подо что можно забраться. — Он разочарованно вздохнул. — Почему, к черту, ей бы просто не пососать его член пару минут? Что в этом такого ужасного?
— Я просто не могу представить, — сказал Ники, надменно выгибая дугой брови, — глупая маленькая гусыня!
В это время язык Ферала не бездействовал: на самом деле, как могли видеть Борис и Ники, он пробил брешь на периферии пояса целомудрия и вероломно двигался вдоль бреши, на границу с клитором, подобно ракете с тепловым наведением. До сих пор Анжи, казалось, ничего не заметила.
— Попытайся расслабить эту штуку на ней, — прошептал Борис Ники, и если удастся, тогда мы уберем и его материю… и посмотрим, что будет.
Но их хитрость расстроилась из-за появления возбужденных Сида и Морти, принесших новости о бегстве Лесса Хэррисона.
— Только держите его подальше отсюда, — сказал Борис, раздраженный неуместным вторжением в процесс работы. — Послушайте, вы сорвали меня со съемочной площадки только за этим? — спросил он у Сида.
— Нет, Б., — важно сказал Сид, — есть кое-что еще… это о Си-Ди.
— Ну, в чем дело, черт возьми! Я пытаюсь снять сцену! — Он все время смотрел в сторону площадки, чтобы видеть, что там происходит.
— Скажи ему, Морт.
Морт затряс головой.
— Нет, сам скажи ему, Сид.
Сид прочистил горло.
— Б., — сказал он самым серьезным тоном, на какой был способен, — он… имел сексуальные отношения… с мертвой… половые сношения… с трупом.
— О чем, черт возьми, вы говорите?
— Морти видел его. Верно, Морт?
— Верно.
— Послушайте, — нетерпеливо сказал Борис, — сделайте одолжение: валите отсюда!
— Но он видел его, Б.! Говорю тебе, Морт видел, как Си-Ди Хэррисон трахал проклятый труп, черт возьми!
— А я говорю вам, — начал выкрикивать Борис, — что мне нет никакого дела до этого дерьма! Теперь убирайтесь отсюда! — Он развернулся на каблуках и большими шагами вернулся на площадку, оставив Морти и Сида, тупо уставившихся ему вслед. Сид покачал головой и печально закудахтал.
— Боже, — пробормотал он, — похоже, больше никому ни до чего нет дела!
20
Прибытие Дейва и Дебби Робертс прошло не без определенного ажиотажа, в основном благодаря стараниям их агента все того же Эйба «Рыси» Леттермана, разнесшего эту весть среди юных и высоко преданных поклонников. В большинстве своем это были французские студенты, или провалившиеся абитуриенты, которые на попутных машинах добрались в Вадуц из Парижа или соседних коммун хиппи. Тут собралось настоящее попурри из различных типов: мужчины, некоторые с бородой, темных очках, другие с волосами до плеч щеголяли в экстравагантно-фатовских нарядах, в стиле хиппи и неоЭдварда; хорошенькие девушки были одеты по-своему, в манере Карнэби-Стрит и Кингс-Роуд, в прозрачные блузки без лифчиков, расклешенные джинсы, микро-мини с босыми ногами, в старушечьих очках и с венками из маргариток на головах. Над ними плескался огромный трехцветный звездный флаг вьетконговцев и ряд плакатов на шестах, на которых были нацарапаны различные лозунги на французском и на английском: «УЗАКОНЬТЕ ЛСД!», «НА ВОЙНУ», «ПОЛОЖИСЬ СЕГОДНЯ НА ДРУГА!», «СВОБОДУ КИМУ ЭГНЬЮ!» и т. д. и т. п. Видимо, Рысь Леттерман воображал, что юные фанатики кино во всем мире остаются все такими же, как во времена Энди Харди.
Пока Дебби, вытянувшись, лежала на сидении, прикрыв глаза пурпурной маской для сна, Дейв и Рысь сидели напротив, глядя на толпу в окно, а самолет потихоньку подруливал к «мерку».
— Боже святый, Дейв, — пробормотал Рысь, — не можешь ли ты попросить их избавиться от этого вьетконговского флага? Пресса раздавит нас за это!
Когда роман был опубликован, сначала в Париже, затем в Америке и, наконец, в Англии, где какое-то время находился под запретом, он сразу же привлек к себе внимание международной прессы. Встреченная в штыки официальными критиками за ее скандальное содержание, книга немедленно продалась огромными тиражами, в буквальном смысле ошеломив читателей и завоевав Сазерну репутацию, которая, по словам одного из журналистов, «никогда не умрет». «Кэнди» — сатирическая пародия на «Кандида» Вольтера, повествующая о похождениях очередной американской Лолиты, «до невозможности сладкой» и со «слишком большим сердцем, чтобы унижать мужчин», сексапильной Кэнди Крисчиан.
Гай Гранд был мультимиллионером с весьма специфическим предназначением. Вся его жизнь была посвящена тому, чтобы убедить окружающих: все мужчины и женщины одинаковы в своей развращенности и пороках. Ему повезло — он смог доказать, что нет ничего более шокирующего и унизительного, чем то, что человек может сделать за деньги.
Знаменитый режиссер Царь Борис, лауреат премии «Оскар», задался целью снять по-настоящему хороший порнофильм, с красивыми актерами, шикарными костюмами, классным освещением и сильным сюжетом. К нему присоединяются продюсер-авантюрист Сид Крассман, известный писатель и сценарист Тони Сандерс, а также Анджела Стерлинг, секс-символ киноэкрана, суперзвезда, которая мечтает сняться в серьезном фильме у талантливого режиссера. Расположившись в Лихтенштейне и накачавшись инъекциями витамина В12, съемочная группа приступает к работе над фильмом «Лики любви».«Грустное кино» – веселый, полный дикой эротики и убийственной сатиры на Голливуд роман скандально известного американского писателя Терри Саутерна.КНИГА ПРЕДНАЗНАЧЕНА ДЛЯ ЧИТАТЕЛЕЙ НЕ МОЛОЖЕ 18 ЛЕТ!
Терри Сазерн — «самый хипповый парень на планете», как писала о нем New York Times, один из лучших сатирических писателей «Разбитого Поколения». Его можно с уверенностью назвать Мистер Глум. Его тонкая ирония, красной нитью проходящая через все произведения, относится к повседневности, к обычным вещам, как покажется на первый взгляд, незаслуживающим внимания.В романе «Блистательный и утонченный» — «невероятно забавном комментарии к темной стороне национальной жизни» — автор ставит преуспевающего доктора, всемирно известного дерматолога Фредерика Эйхнера в казусные, нелепые ситуации, проводит его через цепь непонятных событий: его путают со знаменитым гангстером и потому покушаются на его жизнь, его преследует маньяк-гомосексуалист, а нанятый им частный детектив устраивает для него вечеринку с гашишем…
Может ли обычная командировка в провинциальный город перевернуть жизнь человека из мегаполиса? Именно так произошло с героем повести Михаила Сегала Дмитрием, который уже давно живет в Москве, работает на руководящей должности в международной компании и тщательно оберегает личные границы. Но за внешне благополучной и предсказуемой жизнью сквозит холодок кафкианского абсурда, от которого Дмитрий пытается защититься повседневными ритуалами и образом солидного человека. Неожиданное знакомство с молодой девушкой, дочерью бывшего однокурсника вовлекает его в опасное пространство чувств, к которым он не был готов.
В небольшом городке на севере России цепочка из незначительных, вроде бы, событий приводит к планетарной катастрофе. От авторов бестселлера "Красный бубен".
Какова природа удовольствия? Стоит ли поддаваться страсти? Грешно ли наслаждаться пороком, и что есть добро, если все захватывающие и увлекательные вещи проходят по разряду зла? В исповеди «О моем падении» (1939) Марсель Жуандо размышлял о любви, которую общество считает предосудительной. Тогда он называл себя «грешником», но вскоре его взгляд на то, что приносит наслаждение, изменился. «Для меня зачастую нет разницы между людьми и деревьями. Нежнее, чем к фруктам, свисающим с ветвей, я отношусь лишь к тем, что раскачиваются над моим Желанием».
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
Мануэль Пуиг создает мозаичную картину латиноамериканской современности в виде тонко стилизованного коллажа из стереотипов популярной словесности — песенок в жанре танго, мелодраматических кинороманов, литературной и кинематографической фантастики, бытовых радиопьес, модных и женских журналов, образцов рекламы, что сближает его повествовательную технику с принципами поп-арта. Обо всём этом и не только в книге «Любовь в Буэнос-Айресе».