Снимаем порно - [60]

Борис, Ласло и мужчина, державший «солнечное ружье», мощный портативный прожектор, лежали на животах в двух футах от одного из самых драматических из всех происходивших действий в промежности — Лас снимал это «Эрри», мужчина с солнечным ружьем освещал под различными углами, а Борис, как некий сумасшедший ученый, всматривался в свой видоискатель, нацеленный на близко расположенную промежность, и делал краткие указания: «Медленнее. Симба, медленнее… подними свою левую ногу, Гретхен… свою левую ногу — о, Боже, давайте сюда переводчика. И принесите глицериновый распылитель — у нас нет никакой рефракции». Таким образом, вместе с переводчиком на немецкий и человеком с глицерином из «Гримерной» на площадке работали уже пять человек, лежащих на животе и напряженно всматривающихся в промежность и в действия с полным проникновением, происходящие в двух футах от них, в то время как человек с глицерином, изредка подталкиваемый Борисом, устремлял крошечную струйку на член, когда тот показывался на всю длину, поднявшись на самую вершину перед своим броском вниз подобно поршню, переводчик же повторял шепот Бориса, обращенный к девушке, с бесстрастным гортанным рычанием.

Сверху, атакуя одну из грудей, располагался жадно сосущий, даже жующий огромный черный рот — а губы девушки (которая была, конечно, загримирована под саму Анжелу) были страстно раскрыты, принимая член четвертого из участников этого «мрачного ансамбля», как шутливо окрестил его Ники.

Это достаточно причудливое зрелище — производящее шок силой один — два балла — происходило в трех частях съемочной площадки — поэтому общий наглядный эффект был сокрушительным. Лесс закачался от этой сцены, словно получил хороший удар правой в челюсть, и затем, как будто этого было недостаточно, — подобно Арни Муру, сраженному чудовищной правой Роки и получившему беспричинный абсолютно бессмысленный левый хук, прежде чем он достиг занавеса. Но Лесс был уничтожен еще больше, когда, пошатываясь, он обводил взглядом всю сцену. Отчаянно ища объяснения, он был окончательно сражен, увидев на периферии площадки своего удостоенного наград Академии художественного директора — Николя Санчеса, который стоял полностью обнаженный на четвереньках в бурном сексуальном общении с двумя гигантскими черномазыми — он жадно сосал стоящего перед ним, извиваясь в кошачьем экстазе от жестокого, полного анального проникновения стоящего сзади. Это не совсем отключило сознание Лесса, но было достаточно, чтобы исторгнуть самое элементарное из его обширного резервуара праведного негодования:

— «КАКОГО ДЬЯВОЛА!?» — заревел он. Но это лишь послужило сигналом тревоги для двух тяжеловесов, находившихся поблизости, — «дополнительные охранники» уже успели покинуть свой пост, чтобы поглазеть на некоторые из тех чудачеств, что творились рядом. Теперь же они преградили Лессу дорогу в состоянии крайней досады и угрызений совести, потому что их застукали — а такой работой не бросаются. Поэтому последовала немедленная неблагоприятная реакция, с какой они кинулись наперерез Лессу, молотя того кулаками по голове и плечам. Это произошло прежде, чем Борис посмотрел в их сторону, раздраженный тем, что их прервали. Он узнал Лесса и нетерпеливо прикрикнул:

— Уберите отсюда этого шута горохового! — Затем толкнул локтем переводчика, интерпретация которого, вероятно, была даже более язвительной, и уж определенно более агрессивной, потому что после этого тяжеловесы набросились на Лесса с такой силой, что, пожалуй, только вмешательство Сида помогло ему избежать смертельного исхода.

— Не бейте его! — все повторял обезумевший Сид, пока они оттесняли его к двери непрерывным шквалом ударов по печени и почкам, хитрыми приемами каратэ и кошмарными Лихтенштейнскими ударами коленом в пах, — он в порядке, уверяю вас! Я имею в виду, черт побери, это… это все его деньги!

11

Морти Кановиц отвез Лесса, находившегося в полубессознательном состоянии, в частную психиатрическую больницу в большом «мерке», за рулем которого, в этом особом случае, сидел Липс Мэлоун. Когда они были на полпути, Лесс начал приходить в себя и потому получил первую инъекцию морфия.

— О'кей, он затих, — сказал им Сид, — давайте сделаем так, чтобы он таким и оставался.

— Замедли ход, — кричал Морт, его шприц молотил воздух, — я не могу уколоть его, ты гонишь, как маньяк!

Липс, который был не лишен определенного уголовного взгляда на жизнь, вел машину так, будто ограбил Голливудский банк, шины взвизгивали на каждом повороте.

— Не умори его, ради Бога, — он тоже кричал изо всей силы, — а то у нас на руках будет проклятый труп!

— Ты заткнешься!? Думаешь, я не знаю, что делаю? Я был медиком в отряде «Красного Креста» в Нормандии, черт возьми!

Липс, который провел это время в тюрьме, — за различные букмекерские дела и моральные проступки — был поражен.

— Здорово, это великолепно. Морт, — я даже не знал, что ты был на службе!

— Ты шутишь? — с глубоким возмущением спросил Морт, — я сделал предостаточно инъекций в Армии и могу первоклассно ширять в вену кого угодно!

* * *

Под видом личного терапевта Лесса Морт получил возможность оставаться у его кровати и держать его на довольно сильных, фактически лишающих возможности говорить, седативных препаратах в течение следующих сорока восьми часов. Для обеспечения дополнительной предосторожности Морт и Липс сочли разумным завернуть Лесса достаточно плотно в хирургическую марлю с ног до головы, так что в данный момент он очень напоминал мумию или кокон — большой продолговатый пакет из белой марли, который продолжали внутривенно подкармливать. Морт установил дежурство у кровати, и каждые два часа или около того, как только Лесс собирался прийти в себя, он вводил ему пять гран морфия. За это время Борису удалось отснять еще две великолепные сцены с Анжелой, одна из которых была очень необычна своим подтекстом. Начиналась она с того, что Анжи сидела верхом на одном любовнике: после того, как это было разработано со всех сторон, включая несколько первоклассных множественных оргазмов со стороны Анжи, к ним присоединился второй большой и неуклюжий черный, который встал прямо напротив нее, так что она, по-прежнему сидя прямо, могла принять ртом толчки его громадного инструмента. Как раз перед тем, как новизна этого образа, который также снимался в отражении зеркал балдахина, начинала утрачиваться, в нем появились еще два любовника… встающих сзади нее для полного, медленного и волшебно чувственного проникновения в под мышки, каждый — в свою. «Подушка для Членов» — так Тони обозначил эту сцену.