Снежный король - [2]

— Пончик, принеси еще одно серебряное блюдо. Да смотри вытри его как следует!

— Куда ты несешь капусту?! С каких пор в этот салат добавляется капуста? Сейчас заставлю тебя самого сожрать весь кочан!

— У тебя не осталось нескольких луковиц? Хорошо, я принесу из кладовки.

— Куда вы задевали перец, изверги? Вы что, задумали совсем меня сегодня извести?

— Проверьте кто-нибудь, соус, наверное, уже закипел!

Возвратившись в шум и гам кухни, я прошла к столу и снова взялась за нож.

— Смотри, Золушка, больше не плачь! А то как бы у тебя салат пересоленным не вышел!

— Помолчала бы, а то я сейчас припомню, как кое-кто вчера порезался, — беззлобно отозвалась я. — Интересно, сколько людей стали вампирами, покушав то блюдо.

Золушкой меня прозвали за то, что во время работы на кухне то руки, то лицо, то старое поношенное платье рано или поздно оказывались перепачканы в золе. Сказать по правде, абсолютно то же самое происходило и с остальными, но к тому моменту, как я начала работать во дворце, у всех них уже были свои прозвища. К примеру, Пончик, шестнадцатилетний поваренок, уже высоченный и при этом мягко говоря довольно-таки полный, получил свое прозвище за комплекцию и любовь к одноименным продуктам. Главную повариху называли Дама, не из-за происхождения, самого что ни на есть непримечательного, а за ее необыкновенное самообладание, умение держать себя и при любых обстоятельствах сохранять спокойствие. Можно сказать, даже за своего рода манеры. Стрела — еще одна повариха лет тридцати пяти, начавшая работать во дворце на год раньше меня; ее называли так за быстроту и точность движений. Или, к примеру, Портняжка, двадцатилетний парень, в отличие от остальных не приставленный непосредственно к кухне, а выполнявший во дворце самые разные поручения, в том числе помогавший и у нас, когда в этом возникала необходимость, вот как сегодня. Как-то раз он проявил неожиданную для всех ловкость в обращении с иглой, когда понадобилось срочно зашить порвавшуюся внизу портьеру и поблизости не оказалось ни одной свободной женщины. Как правило, выполняемые им работы носили значительно более мужской характер, но прозвище закрепилось, и теперь иначе, как Портняжкой, его не называли. Так что Золушка, так Золушка. Я не обижалась.

Подойдя к столу, я обнаружила, что Стрела проявила все же сострадание и забрала луковицу себе. Сейчас та стремительно превращалась в мелко нарезанные белые лоскутки, все как две капли воды похожие друг на друга, не отличаясь ни формой, ни размером. Единственная часть нашей работы, с которой мне никогда не удавалось справиться как следует. Разумеется, в заправленном густым соусом салате разницы никто не заметит, но все равно обидно. С благодарностью взглянув на Стрелу, я принялась за помидоры. Затем за красный перец, потом за укроп…

Время шло, трапеза уже началась; блюдо за блюдом уходило с кухни на королевский стол, а вскоре сверху к нам стала возвращаться опустевшая посуда. Разумеется, о том, чтобы ее мыть, сейчас речи не шло; посуда постепенно скапливалась в громоздком чане с разогретой водой. Я заканчивала процеживать красный соус, когда из-за соседнего стола раздался голос Дамы:

— Пончик! Скорее отнеси этот салат наверх.

— Э нет! — категорично отозвалась Стрела. — Пончика я сейчас не отпущу, он помогает мне с муссом. Пусть Портняжка отнесет.

— Портняжки нет, его отослали куда-то еще. Так кто же отнесет?

— Ну, не знаю. Но только не Пончик.

— Золушка? — позвала Дама. — Ты ведь как раз закончила. Отнеси это блюдо в зал.

— Кто, я?!

Мне никогда не приходилось носить еду наверх! Мои обязанности всегда ограничивались кухней, и я пребывала в полной уверенности, что так оно и к лучшему.

— Может, ты сама отнесешь? У тебя это лучше получится.

— Там получаться нечему. Поставила на свободное место на столе и исчезла, будто тебя и не было. А я не могу оставить кухню. Как ты себе это представляешь?

— Но я в таком виде… — предприняла я последнюю отчаянную попытку отвертеться. Это была не пустая отговорка: я была абсолютно уверена в том, что мое лицо, как обычно, перемазано золой, даже помнила, когда именно успела запачкаться.

— Твой вид там никого не интересует, уж можешь мне поверить, — ободрила меня Дама. — На вот, вытри правую щеку. — С этими словами она перебросила мне почти чистый серый платок, бывший в свои лучшие времена белым. Последний год он не возвращался к своему изначальному цвету даже после стирки в кипящей воде. — Вот так хорошо. Очень милое личико. Намного милее, чем у большинства из тех, кто сидит сейчас за королевским столом, поглощая все то, над чем мы тут вкалываем.

Я фыркнула, выражая скептическое отношение к комплименту. Ну, еще бы, добрые слова ничего не стоят, почему бы не использовать их, дабы заставить ближнего делать то, что тебе хочется? Тяжело вздохнув напоследок — просто чтобы выразить свое отношение к ситуации; я уже понимала, что от путешествия в трапезную не отвертеться, — я взяла изысканную фарфоровую вазу с салатом и, стараясь на нее не дышать, медленно вышла в коридор. Еще два десятка шагов, и передо мной — крутая лестница, разумеется, не парадная, а предназначенная в основном для слуг. На бережное отношение к блюду меня хватило ступенек на семь. Затем я взяла вазу покрепче, начала подниматься быстрее, перестала через каждые полсекунды с содроганием сердца проверять, не примялись ли листья салата, и преодолела оставшуюся часть лестницы более привычным для себя шагом. Свернув налево в широкий, хорошо освещенный коридор, я открыла низкую незаметную дверь в стене, и оказалась в другом мире.