Снежных полей саламандры - [10]

Когда всё началось? Двадцать лет назад? Тридцать? О движении «Назад к природе» тогда никто не слыхал. Были люди, отрицавшие городскую культуру. Они держались обособленно, жили родовыми поселениями, едва ли не натуральным хозяйством, никого не трогали, никто не трогал и их. Планета большая, населения мало, места хватало всем.

С каких пор всё изменилось? Беларина не могла ответить даже себе. Да, федеральные войска на планете — неприятно. Но Лариса Юргеновна, от природы обладая пытливым умом, изучала материалы по внешней угрозе, которой якобы, по уверениям активистов из «Назад к природе», не было. Была. В том-то и дело, что была. И военные Федерации стояли на Ласточке вовсе не затем, чтобы всячески угнетать свободы граждан локального пространства Снежаношара…

… Позже, в холле, набирая в своём терминале короткий отчёт для служебного пользования, Лариса Юргеновна не могла отделаться от мысли, что она упускает нечто важное. Что-то неуловимое, какое-то воспоминание, какая-то мысль. Они не давались ей, хотя плавали почти по поверхности сознания. Поэтому Беларина не спешила уходить. В некотором роде, внутренние помещения военной федеральной базы казались ей защитным камуфляж-полем. Выйди за предел, и останешься с голой кожей посреди болота с гнилопадными пиявками[6]…

Доктор Хименес подошла в конце рабочего дня. Осведомилась о судьбе своей пациентки. Вежливо, сухо, неприязненно, а как же ещё.

— Я даю допуск, — вежливо ответила Лариса Юргеновна. — Уже выслала пакет с разрешением на персонкод госпожи Ламель.

— Благодарю, — кивнула Хименес безо всякой благодарности в голосе.

«Не любите вы нас», — усмехнулась про себя Беларина. — «Что ж, взаимно». Целительница развернулась, собираясь уйти.

— Подождите, — сказала Беларина. — Присядьте…

— Я занята, — сухо заметила доктор, не спеша выполнять просьбу.

— Ненадолго, — пояснила Лариса Юргеновна, ощущая, как оформляется в связную мысль недавнее стойкое ощущение. — Спросить хочу у вас. Об Оллирейне.

— Об Оллирейне? — удивилась Хименес.

Удивилась настолько, что всё-таки села напротив, сложила руки на прозрачный столик.

— Я изучала данные о внешних угрозах Земной Федерации, — объяснила Беларина. — Локаль Снежаношара граничит с пространствами одного из оллирейнских кланов, не так ли?

— Так, — кивнула доктор. — Клан Шокквальми, если вам это что-то говорит.

— Говорит, — кивнула Беларина. — Понимаете… Тридцать лет назад у нас об активистах движения «Назад к природе» никто не слышал. Они набрали силу в последние десятилетия, но дело даже не в них… Я читала в информе, что в Оллирейне дисциплина под названием «Социальная инженерия» — что-то вроде национального спорта. Но, прежде чем внедрять какие-либо новейшие разработки у себя, они тренируются на других. Особой честью считают справляться с теми, кто умудряется отбить первые прямые атаки. Это — так?

— Слишком простое определение, — качнула головой доктор Хименес. — В реальности всё несколько сложнее, но — да, пускай будет так.

— У меня такое впечатление… — медленно, раздумчиво выговорила Лариса Юргеновна, — что здесь, у нас… на Ласточке, имею в виду… происходит нечто подобное. Влияние извне.

— Вам следует поговорить об этом с адмиралом. Или — Службой Федеральной Безопасности…

— Нет, доктор, — качнула головой Беларина. — У меня нет доказательств. Только ощущения, ничем не подкреплённые. Мысли. Эмоции. И… я бы не хотела встречаться с кем-либо, кроме вас. С вами у нас есть общий интерес — эта девочка, Ане Ламель. А какой общий интерес у адмирала Военно-Космических Сил Федерации и сотрудника Комитета Контроля Человечности локального пространства Снежаношара?

— Вы… рискуете положением на службе? — уточнила Хименес.

Беларина кивнула. На самом деле, она рисковала жизнью, но, как человек, привыкший трезво смотреть на вещи, полагала, что её скромная персона всё же недостаточно значительна для прямого убийства. Она редко ошибалась, оценивая ситуацию, и откуда ей было знать, что сейчас наступил как раз такой случай?

— Я передам вышестоящим ваши слова, — сказала Хименес.

— Благодарю. Надеюсь, мы еще встретимся.

— Через трое суток, когда наша подопечная окончательно придёт в себя, — назначила время доктор.

Лариса Юргеновна кивнула. На том и расстались.

Очнувшись, Ане увидела рядом с собой Игоря Жарова. Снова с цветами в могучей лапе, на этот раз с белыми степными колокольчиками. Сам собирал, разумеется.

— Тебе, — сказал, улыбаясь, и от его улыбки в груди зажглось маленькое солнышко.

Ане накрыла его руку своей ладошкой и улыбнулась в ответ. Сил пока еще недоставало, снова начало клонить в сон. Но девушка чувствовала рядом надёжное, родное тепло, и улыбалась, улыбалась.

Знала бы она, куда заведёт их обоих эта безрассудная любовь!

Ане сидела в холле, палата надоела до невозможности, и корпела над обучающими пластинами. Новые импланты радовали. Точнее, лучше, послушнее прежних. Ради них стоило пострадать! Правда, приобретать таким образом новую, улучшенную, версию, буде она появится, девушка желанием не горела. Пластинки входили в комплект, впоследствии их придётся приобретать отдельно. Нельзя прекращать тренировки, навык потеряешь, и — самое страшное! — пациент умрёт под твоими руками в результате твоей же ошибки. У каждого хирурга есть своё личное кладбище, было оно и у Ане: ошибки — неизбежны, безнадёжные случаи — неизбежны. Но она считала, что обязана свести к минимуму свой собственный человеческий фактор.