Снежная страна - [31]

– Вам хотелось бы учиться на сестру милосердия?

– Нет, я не буду больше сестрой милосердия.

– Но нельзя же быть такой… совсем без стержня!

– Ой, что вы говорите! Какие еще стержни!..

Йоко рассмеялась, словно отметая от себя какое-то обвинение.

Ее смех мог бы показаться глупым, не будь он таким звеняще-прозрачным. Этот смех лишь слегка коснулся сердца Симамуры, никак его не растревожив.

– Не понимаю, над чем вы смеетесь?

– Но ведь я же ухаживала только за одним больным!

– Как?

– Больше я ни за кем не смогу ухаживать…

– Ах так… вот оно что… – тихо сказал Симамура, словно оглушенный внезапным ударом. – А сейчас… говорят, вы каждый день ходите туда… где гречишное поле… на могилу…

– Да, это правда.

– И вы думаете, что… в дальнейшем вы уже ни за одним больным не станете ухаживать?.. И ни на какую другую могилу ходить не будете?

– Думаю, что не буду.

– Как же вы тогда можете бросить эту могилу и уехать в Токио?!

– О господи!.. Прошу вас, возьмите меня с собой в Токио!

– Комако говорила, что вы ревнивая. Но разве он… тот… не был женихом Комако?

– Юкио-сан? Неправда! Неправда все это!

– Почему же вы тогда ненавидите Комако?

– Кома-тян?.. – Она произнесла это имя так, словно его обладательница была здесь, рядом, и, сверкнув своими ослепительными глазами, взглянула на Симамуру. – Прошу вас, позаботьтесь, чтобы Кома-тян было хорошо!

– Но что я могу для нее сделать?

На глазах Йоко показались слезы, она прихлопнула сидевшего на татами мотылька и всхлипнула.

– Кома-тян говорит, что я сойду с ума, – сказала она и стремительно выбежала из комнаты.

Симамура вдруг почувствовал озноб.

Он открыл окно, чтобы выбросить убитого Йоко мотылька, и увидел Комако, игравшую в кэн [Кэн – название игры на пальцах.] с клиентом. В этот момент она согнулась, словно в быстром беге.

Небо было пасмурным. Симамура пошел в купальню.

В соседнее, женское, отделение прошла Йоко с девочкой хозяйки гостиницы.

Было приятно слышать, как Йоко, раздевая и купая девочку, разговаривает с ней так тепло, так нежно, как только мать может говорить со своим ребенком.

А потом голос – тот, прекрасный – запел:

……………………

А на заднем дворе

Три яблоньки есть,

Три сосенки есть.

Три да три – будет шесть!

Вон вороны вьют гнездо

На большом, большом суку.

Воробьишки вьют гнездо

На вершине, наверху…

А кузнечики в лесу

Тараторят – тра-та-та…

На могилку я хожу.

Я хожу, хожу к дружку…

Йоко пела детскую песенку для игры в мяч, да так по-ребячьи оживленно, такой веселой скороговоркой, что Симамура даже подумал, не во сне ли ему приснилась другая Йоко, недавно приходившая к нему в номер.

Йоко вышла из купальни, все время болтая с девочкой, а когда они ушли, ее голос, казалось, продолжал наполнять все вокруг, как звук флейты. Симамура почему-то заинтересовался сямисэном в павлониевом футляре, стоявшем на темном сверкающем полу около парадной двери на фоне по-осеннему тихой полночи. Он подошел, чтобы прочесть на футляре имя владельца, и в этот момент с той стороны, откуда доносился шум посуды, появилась Комако.

– Что это ты разглядываешь?..

– Она ночевать, что ли, осталась?

– Кто?.. А-а… Чудак, думаешь, легко каждый день таскать такую тяжесть? Иногда инструменты по нескольку дней здесь остаются, а гейши ночуют дома.

Комако рассмеялась и, тяжело задышав, прикрыла глаза. Пошатнулась, наступила на подол кимоно, прислонилась к Симамуре.

– Проводи меня домой.

– А зачем тебе идти домой?

– Нет, нет, надо идти. После банкета все отправились продолжать веселье в тесной компании, одна я отказалась. Не хочу с местными… Хорошо еще, что у меня было второе приглашение здесь же, в гостинице. Но если подруги зайдут за мной домой по пути в купальню, а меня не окажется, это уж будет слишком.

Комако была пьяна, но твердо шла по крутому склону.

– Ты что, девчонку-то до слез довел?

– Между прочим, она действительно производит впечатление немножко ненормальной.

– А тебе доставляет удовольствие всех с этой точки зрения рассматривать?

– Да это же ты ей сказала, что она сойдет с ума! Она и заплакала, вспомнив об этом, от обиды, наверно.

– А, тогда другое дело.

– Но знаешь, минут через десять она вовсю распевала в купальне. Голос такой красивый…

– Это у нее привычка – петь в купальне.

– Совершенно серьезно просила меня о тебе заботиться.

– Вот дурочка-то! Но ты мог бы и не распространяться сейчас об этом.

– Не распространяться? Я-то что… А вот ты, как только о ней зайдет речь, злиться начинаешь, не знаю уж почему.

– Ты что, хочешь эту девчонку?

– Ну вот видишь, сразу начинаешь говорить ерунду.

– Я не шучу. Смотрю на нее, и кажется мне, что в будущем станет она для меня тяжким бременем. Не знаю почему, но так мне кажется. Тебе бы тоже, наверно, казалось, если бы ты любил ее и наблюдал за ней. – Комако, положив руки Симамуре на плечи, повисла на нем и вдруг резко покачала головой. – Нет, нет! Может быть, она все-таки не сойдет с ума, если попадет в руки такому, как ты. Может, ты избавишь меня от моего груза?

– Да будет тебе!

– Небось ты думаешь, что я напилась и несу вздор? А я серьезно. Мне бы знать, что девчонка рядом с тобой и ты ее любишь… Я бы тогда со спокойной душой пустилась в разгул, и мне было бы хорошо, словно в мертвой тишине…