Снежная сестрёнка - [22]

Я обернулся. У кровати стояла Августа, моя младшая сестрёнка.

— Привет! — прошептала она.

— Привет! — отозвался я.

— И тебе не спится?

— Неа.

— Я думаю о Рождестве, — вздохнула она.

— О Рождестве?

— Не будет у нас никакого Рождества. Без Юни.

— Я тоже об этом думаю.

— Можно к тебе полежать?

— Конечно! Залезай!

Августа забралась под одеяло и крепко прижалась ко мне. Точно так же я когда-то прижимался к Юни. Волосы Августы щекотали мне нос. Я принюхался. Она пахла как обычно — мылом, молоком и мокрыми резиновыми сапогами. Лучший запах на свете.

Я слушал, как её дыхание становится ровнее, ровнее, пока оно не сделалось совсем тихим. Она крепко спала.

Так, обнимая сестрёнку, заснул и я.

На следующее утро, когда я проснулся, Августа ещё спала. На улице уже рассвело. Солнечные лучи нашли лазейку между занавесками и светили ей в лицо. Она что-то проворчала во сне, повозилась, но не проснулась.

Я лежал и смотрел на неё. Когда Августа спала, она казалась ещё меньше. Я осторожно протянул руку и обнял её. «Мне нужно заботиться о ней, — подумал я, — ведь у неё, кроме меня, никого нет».

Наступил малый сочельник, и у неё, кроме меня, никого.

Августе пять. А когда тебе пять лет, нет ничего важнее Рождества. Что у меня день рождения в сочельник, не имеет никакого значения. А вот то, что скоро Рождество и у Августы должен быть праздник, значит многое.

Я выбрался из-под одеяла. Она проснулась и заморгала.

— Спи, спи, — сказал я.

— Ты куда? — спросила она.

— Мне нужно кое-что сделать.

— А что?

— Не скажу. Завтра же сочельник, а Рождество — время сюрпризов.

— Сочельник, — пробормотала Августа и окончательно проснулась.

— Да, сочельник, — сказал я и улыбнулся.

Потом я наклонился к ней, крепко обнял и пошёл к двери.

— И Рождество будет? — крикнула она мне вслед.

Я кивнул.

— Обещаю!

Да, Рождество непременно будет. Ради Августы.

И я знал, что делать.

Глава 19

Всю дорогу до типографии Хенрика я бежал и совсем запыхался. Дверь была открыта. Наверное, Хенрик работал даже в малый сочельник. И точно. Я нашёл его склонившимся над станком, с пачкой чистых листов в руке. Он выглядел грустным, во всех его жестах сквозило отчаяние. Он не заметил, как я вошёл, и обнаружил меня, только когда смолк шум станка.

Хенрик просиял.

— Юлиан! — воскликнул он, и листы выскользнули у него из рук. — Ты пришёл! Спасибо, спасибо!

Он сделал шаг, протягивая ко мне руки.

— Я очень хотел поговорить с тобой, но не знал, где ты живёшь. Я сожалею о случившемся, я не хотел напугать тебя. Просто я сам испугался, когда нашёл тебя в доме. Потому и рассердился. С тобой могло что-нибудь случиться. Дом разваливается, полы совсем прогнили, того и гляди провалятся… и потом я расстроился. Я всегда расстраиваюсь, когда думаю о сестре.

Я тоже шагнул ему навстречу и взял его за руки. — Можете рассказать мне о ней? — попросил я. — О Хедвиг?.. Да, Юлиан… Конечно!

Мы снова сели за столик в углу, и Хенрик снова налил нам морса. Но сегодня я не так быстро пил, как в прошлый раз. Единственное, чего я хотел, это услышать его рассказ. Я старался сидеть тихо, ловил каждое слово.

— Сегодня исполняется ровно пятьдесят лет, — начал он. — Как раз сегодня. Мы с Хедвиг купили ёлку и привезли на санках домой, на виллу «Веточка». Вечером мы вместе с родителями собирались нарядить её. Нам осталось только нарядить ёлку, комнаты мы уже украсили. Ты даже представить себе не можешь, как красиво у нас было.

— Думаю, что могу, — сказал я.

Хенрик замолчал и вопросительно посмотрел на меня, но потом стал рассказывать дальше.

— Нас, детей, отпустили погулять, а родители отправились делать последние покупки к Рождеству. В те времена мы частенько катались на коньках на фьорде. Там обычно собиралось много детворы. Мы соревновались — кто отъедет дальше всех от берега, тот самый смелый.

Хенрик снова замолчал. На меня он больше не смотрел, казалось, он целиком погрузился в воспоминания.

— Хедвиг была в своём красном пальтишке. Она очень хорошо каталась на коньках. Правда, очень хорошо. Могла без устали крутить пируэты. Как волчок.

— И я про волчок подумал! — воскликнул я.

— Что ты имеешь в виду?

— Нет-нет. Ничего. Продолжайте!

Хенрик долго смотрел на меня, потом снова заговорил, медленно, словно подбирая слова.

— Не думаю, что Хедвиг собиралась кататься далеко от берега. Она была не из тех, кто любит всякие геройства. Она, наверное, просто забылась. Она ведь обожала коньки.

У меня перехватило дыхание.

— А я отвлёкся, — сказал Хенрик, голос его стал совсем тихим. — Болтал с одноклассником. И вдруг я увидел, как далеко от берега она катается. Над фьордом стоял туман, я едва мог различить её фигурку. Помню, я позвал её: «Хедвиг!» — но она не ответила. Может, коньки громко визжали по льду, и она не услышала. Я крикнул ещё раз, но она всё удалялась. А потом…

Хенрик уставился на стакан с морсом, но не пил. По его щеке покатилась слеза.

— А потом я услышал, как она вскрикнула.

— Хедвиг?

— Громко и отрывисто. Там была полынья. Хедвиг, наверное, её не заметила и провалилась под лёд.

— Но ведь она не умела плавать!

Хенрик пристально взглянул на меня.

— А ты откуда знаешь?

— Я не знал, — поторопился сказать я. — Просто догадался.