Снежная почта - [33]

Не ища дополнительных неких причин,

Умирали под видом безвестных личин

И рождались, чтоб снова опять и опять

Просто есть, размножаться, работать и спать.

А теперь я осмысленно в травке лежу,

За свою драгоценную душу дрожу,

Чтоб она, не дай Бог, не пропала зазря,

Точно жизнь одуванчика и муравья.

«Полк, в котором я служил…»

Полк, в котором я служил,

Был лихой гвардейской частью.

В нем полковник был, но, к счастью,

Нам до Бога далеко.

В молодецких сапогах

Мы ходили по болотам.

Часовой кричал нам: «Кто там?!»

Отвечали мы: «Свои!..»

В смысле атомной войны

Было тоже очень мирно.

Но зато команду «Смирно!»

Мы умеем исполнять.

Там свои и здесь свои,

Смирные, какой мы части?

Господи, в Твоей мы власти!

Все мы смертники Твои.

«Когда подлетает к границе…»

Когда подлетает к границе

Военный чужой самолет,

И в душных кабинах струится

По лицам внимательным пот,

Когда на экране обзора

Мигает возможная цель,

В помехах скрываясь от взора,

Точь-в-точь зарываясь в метель,

Когда в говорящей коробке

Взрывается краткий приказ,

И палец, лежащий на кнопке,

Дрожит незаметно для глаз,

Когда на часах полшестого

И кажется – мир не спасти,

Да будет услышано слово

Последнее наше «Прости!..»

«Прости, я думал о тебе…»

Прости, я думал о тебе

За проволочным загражденьем.

Вращалась в стереотрубе

Земля обманчивым виденьем.

Вращалась близкая земля,

Был каждый камень на примете,

Леса, озера и поля

И в общем, все, что есть на свете.

Простой оптический обман

Позволил мне увидеть разом

Дорогу, утренний туман,

Солдатика с противогазом.

Просвечивался каждый куст.

В трех километрах шел ребенок.

Был воздух невесом и пуст,

А взгляд внимателен и тонок.

Я видел зрением своим,

Усиленным десятикратно,

Ту часть Земли, где состоим

Приписанными безвозвратно.

Она была невелика

В кружке холодного металла,

И смерти черная рука

Еще стекла не закрывала.

«Неужели так будет…»

Неужели так будет,

Что в назначенный час

Вой сирены разбудит

Перепуганных нас?

Нас, военных и штатских,

Не видавших войны,

Смерть окликнет по-братски

Безо всякой вины:

«Если жил на планете

Голубь ты голубой,

Значит, будешь в ответе

И пойдешь на убой.

С Богом или без Бога,

С чертом иль без души —

Всем одна вам дорога,

Смерти все хороши».

«И все-таки, когда моя душа…»

И все-таки, когда моя душа,

Как говорят, покинет это тело,

Спасительной свободою дыша,

Она не будет знать предела.

Неправда, что всему один конец.

Душа моя – фонарик путеводный

Среди теней, которыми Творец

Не дорожит во тьме холодной.

Неотличим от прочих только тут,

Незримый свет храню я под секретом.

Но если все ослепнут и уйдут,

Кто уследит за этим светом?

«В военном городке…»

В военном городке

Проходит смотр дождей.

Бетонный плац покрыт

Горошинами града.

А где-то вдалеке

От суетных страстей

Суровый Бог сидит

И с нас не сводит взгляда.

С невидимым врагом

Неслышимые мы

Ведем наш разговор

На радиочастотах,

Но спорят о другом

Далекие громы,

И слышен этот спор

На всех земных широтах.

Величествен раскат

Небесного огня.

Я бледен от стыда

Перед лицом Природы.

Прислушайся, мой брат,

И не убий меня

В день Страшного суда,

Постигшего народы.

Романс о зайце

Был он пойман на пятой позиции,

Где лежал абсолютно без сил.

Наш майор, как сотрудник милиции,

Мигом за уши зайца схватил.

В маскировочной сети запутанный,

Что скрывала ракету от глаз,

Заяц был молодой и запуганный,

Чем-то очень похожий на нас.

С выражением дикого ужаса

Заяц криком отпугивал смерть,

А майор, багровея и тужася,

Постепенно распутывал сеть.

Он кричал, вероятно, о разуме,

Этот заяц, поднявший губу,

А майор равнодушными фразами

Предрекал ему злую судьбу.

Он взывал к человеческой жалости

Или к совести нашей взывал,

Но майор лишь бранил его шалости,

А ушей его не выпускал.

О мыслитель, вопящий о бренности!

О философ, застрявший в сети!

Жалки наши духовные ценности

И бессильны кого-то спасти.

Полковник

Стареющий полковник не успел

Повоевать. Теперь уже недолго

До пенсии. Я славлю чувство долга,

Но мне обидно за его удел.

Вот вам деталь: когда он говорит,

Он раскрывает рот, как для приказа,

Но мирная обыденная фраза

Заметно портит общий колорит.

Всю жизнь он терпеливо ждал войны,

В то время как вокруг другие лица

Могли спокойно жить и веселиться,

Не ощущая перед ним вины.

Средь прочих я, писатель этих строк,

Мог ворошить свой дедовский рифмовник

Лишь потому, что где-то жил полковник,

Не спал, служил, был к подчиненным строг.

Теперь представьте: где-то в глубине

Америки, у черта на куличках,

Жил некто в соответствующих лычках,

Не спал, служил, готовился к войне.

Он тоже, к счастью, не успел убить,

И тоже будет вскорости уволен.

Не правда ли, наш мир немного болен?

Иначе это трудно объяснить.

«Мужчины играют в войну…»

Мужчины играют в войну.

Один, побелевший от ярости,

Стреляет в другого без жалости,

Укрывшись от пуль за сосну.

Солдат девятнадцати лет,

Приученных службой к усердию,

Вовек не склонял к милосердию

Полит – извините! – просвет.

Чего же ты хочешь от них,

Твоих молодых современников?

Ужель превратить их в изменников

Посредством читания книг?

Ты сам опоясан ремнем,

Одет в гимнастерку с погонами,

И теми же замкнут законами,

И тем же сгораешь огнем.

Брат

Мой брат, капитан третьего ранга,

На взгляд чуть поменьше среднего танка,

Служил в районе Белого моря

И жил, как мне кажется, там без горя.