Снежная почта - [35]

Облачко обыкновенное,

Спрятанное в уме.

Крупный масштаб мироздания,

В общем, легко понять.

Он для венца создания

Проще, чем пятью пять.

Но, неразгаданный в вечности

И стерегущий нас,

Жуткий приют бесконечности

Там, за зрачками глаз.

Там, за пределами знания,

Сбивчивы, неясны —

Наши надежды, страдания,

Страсти, сомненья, сны.

«Я родился… Какая загадка!…»

Я родился… Какая загадка!

Нет, послушайте, это про вас.

В мире хаоса и беспорядка

Я родился. Лучинка зажглась.

Значит, были к тому предпосылки,

И имелся такой уголок,

Чтобы пламенем тусклой коптилки

Осветить его хоть на вершок.

Значит, кто-то поставил задачу.

Кто – неважно, но был кто-нибудь.

Я живу, я сгораю, я значу.

Я свечу… В этом, собственно, суть.

Иисус

Все печальнее речи

И суровее взгляд,

Но сыны человечьи

Не о том говорят.

Как мне сделать понятней

Эту музыку сфер?

Вам бы все позанятней,

Про любовь, например.

Я ль страстей не имею,

На две трети земной?

Но немею, немею

Пред любовью иной.

Продолжение рода —

Это ль главное, друг?

С вечным зовом: Свобода! —

Продолжается дух.

Не желаю лукавить

И грозить вам судом.

Только бы не оставить

Ничего на потом.

«Все совершится только здесь…»

Все совершится только здесь.

Умрешь ты полностью и весь.

Твоя душа ни в ад, ни в рай

Не попадет, и не мечтай.

Все совершится только тут,

За эти несколько минут,

В общенье с этими людьми.

Меня ты правильно пойми.

С так называемым Творцом

Легко казаться мудрецом,

Хотя, по правде, – нет его.

Короче – нету ничего.

И все-таки: Творец… душа…

А жизнь сложна и хороша,

Полна предчувствий и причуд,

Хоть завершится только тут.

Мудрец из Монтаньолы

Герману Гессе,

автору «Игры в бисер».

Спокойна альпийская крепость

И в дымке почти не видна.

А в мире – такая нелепость! —

Которое лето война.

Осталось, как видно, немного,

Чтоб рухнул весь божеский свет.

Но поза индийского йога —

Единственно верный ответ.

Глядит на цветущую вишню

В безмолвии вещем старик,

И рядом с ним Шива и Вишну

Глядят на больной материк.

Нужны ли защитники духа,

Хранители древних даров,

Коль скоро касается слуха

Лишь пушек воинственный рев?

Но старец глаза прикрывает

И долгим кивком мудреца

Дает убедиться, что знает

О замысле тайном Творца.

Пускай там земные сраженья

Проходят своим чередом…

Служенье, служенье, служенье!

Ты призван нездешним судом.

«В электричке стоящий в проходе…»

В электричке стоящий в проходе,

Изучающий жизнь на бегу,

Что я знаю об этом народе?

Чем помочь его мыслям могу?

Не представить, к примеру, как сложен

Этот розовый пенсионер,

Но меж нами контакт невозможен

По причине хороших манер.

Не узнать, почему эти двое

Так устало в окошко глядят.

Что у них там случилось такое?

Размышленье? Размолвка? Разлад?

Не понять даже самую малость

Из увиденных мною окрест:

И ребенка невинную шалость,

И стареющей женщины жест.

И поэтому в силу привычки

Говорю, как могу, о себе:

– Пассажиры, – прошу, – электрички!

Хоть в моей разберитесь судьбе.

Я такой же случайный прохожий,

Представитель трудящихся масс.

Вот ладонь. Наши линии схожи.

Вот стихи. Они тоже про вас.

И, внимая им на повороте

И в пространстве чертя полукруг,

Может быть, вы себя узнаете

И себе удивляетесь вдруг.

«Казалось бы, уже забыл…»

Казалось бы, уже забыл

Тебя за давностью утраты.

Умерен юношеский пыл

И стерлись имена и даты.

Казалось бы, ты далеко,

Мы знать не знаем друг о друге.

Но вот поди ж ты, как легко

Подняться вновь душевной вьюге!

Девчонка, школьница, как ты —

И некрасива, и красива,

Твои далекие черты

Случайным взглядом воскресила.

Она взглянула, как тогда.

Не знаю, что уж ей казалось?

Моя давнишняя беда

Ее, по счастью, не касалась.

Искала, может быть, ответ,

Косясь и с кем-то там толкуя?..

Но я-то прожил столько лет.

Но я-то видел в ней другую.

«Прости, зверек неосторожный…»

Прости, зверек неосторожный,

Попавший в сети хитреца!

С какой улыбкой невозможной

Ты сберегаешь честь лица,

Скрываешь признаки испуга,

Твоя ладонь слегка дрожит.

Мы так опасны друг для друга,

Что, может, вправду нам дружить?

И, прикрываясь легким тоном

Коротких и случайных встреч,

Быть верным всяческим законам

И долг беречь, и дом стеречь.

Записка

Напишу ему: «Здравствуй, потомок!

Ты прости, что твой пра-пра-прадйд

Был по вашим понятьям подонок

И к тому же никчёмный поэт.

Ты прости ему бедную лиру,

И обман, и притворство его.

Он хотел лишь понравиться миру

И повсюду играл своего.

Среди русских считался он русским,

Средь евреев казался еврей,

Среди женщин был чуточку грустным

И веселым средь старых друзей.

В этом не было даже расчету,

А скорее, позор да беда.

Но по самому строгому счету

Был чужим он везде и всегда.

Поносили его и венчали,

Улыбался он, скромен и мил.

„В многой мудрости много печали“,—

Повторять он частенько любил.

Утомясь от борьбы постепенно,

Стал он тих и покорен судьбе.

Ну, а если сказать откровенно,—

Он мечтал быть понятным тебе.

Ты прости ему эту записку,

Заготовленную наперед…

Знаю я: наша встреча не близко.

Холод времени пальцы сведет».

Детская сказка

Непонятно – где,

Непонятно – как,

На одной звезде

Жил один дурак.

Он не изучал

Книжек мудрецов,

Не видал начал,

Не видал концов.

Только ел да ел,

Только спал да спал,

Но однажды сел

И во сне сказал:

«Объясните мне,

Для чего живу?

Или я во сне,

Или наяву?»

Тут над ним как раз

Ворон пролетал

И, скосивши глаз,