Снежить - [13]

Он проводил призрачного пса взглядом и в тот самый момент, когда уже собрался отвернуться, заметил необычное… Вероника тоже протянула руку. Со стороны казалось, что она что-то стряхивает со своих длинных пальцев, но теперь, когда Гальяно видел все куда более четко… Она ничего не стряхивала, она чесала призрачного пса за ухом! И чтобы ей было удобнее чесать, он положил свою башку на ее обтянутые джинсами коленки.

– Охренеть, – сказал шепотом Волков.

– Ты это тоже видишь? – так же шепотом спросил Гальяно.

– Да что там я! Она видит!

А Вероника, словно почуяв, что за ней наблюдают, убрала руку и отвернулась к иллюминатору.

– Может, нам почудилось? – спросил Гальяно с надеждой.

– Нам не почудилось, – произнес Волков уверенно. – Я таких, как она, за версту чую.

– Каких? – Гальяно умел думать быстро и анализировать информацию тоже умел. Волков обмолвился, что Блэк – это пес его жены. Получалось, что жена Волкова тоже видит призраков. Она видит, а Волков чует тех, кто видит. – Твоя жена – ясновидящая? – спросил он, уже не шепотом даже, а, вообще, едва различимо.

– Моя жена – ведьма, – в тон ответил Волков и неожиданно подмигнул Гальяно.

– Да, не повезло тебе, мужик…

Сказать, наверное, нужно было что-нибудь другое, что-нибудь восторженно-удивленное, но Гальяно выдал то, что думал. Это ж какие неудобства приходится терпеть, когда под одной с тобой крышей живет женщина, способная не только видеть тебя насквозь, но еще и превратить в лягуху одним только взмахом волшебной палочки. Или помела…

– Я уже привык. – Волков не обиделся, похоже, и в самом деле привык.

Может, они бы еще поболтали немного о том о сем, если бы корпус самолетика не завибрировал, из динамиков не раздался голос командира экипажа, а стюардесса модельной внешности не попросила всех занять свои места и пристегнуться. А может, они еще поговорят. Это ж страсть как интересно – поговорить про ведьм и призраков!

Веселов

Дамочка его нервировала. И осознание того, что его нервирует какая-то дамочка, выбивала Веселова из колеи. Надо было признать, что день не задался. Сначала Волчок, теперь вот… баба на борту. Хорошо, хоть пролетом, а не вместе с ними. Зачем им еще один балласт? Хватит и того, что имеется.

А еще у нее были ледяные руки. Настолько, что Веселова от ее рукопожатия холод пробрал до самых костей. И взгляд у нее был… неприятный, насмешливый такой взгляд. Веселов привык, что женщины смотрят на него одобрительно. Пусть не с таким кошачьим восторгом, как на Гальяно, но тоже очень даже заинтересованно. Он и был интересным, черт возьми! Молодой, перспективный, при деньгах и холостой! Единственный холостяк из всей их честной компании.

Да ладно восторг! Даже одобрения не было в этом взгляде. Она словно мысли его читала, словно поняла, что он про нее думает. Про нее и ее пребывание на борту. И ей не понравилось. Он, Веселов, ей не понравился.

Подумалось вдруг, что это очень даже хорошо, что они свалят, а она полетит дальше, до Хивуса. Неуютно рядом с ней. Неловко как-то. За слова, за мысли, за собственный взгляд. Вот и не хотел Веселов на нее пялиться. Не хотел, оно как-то само собой получалось. И если бы то, что он видел, принадлежало не Веронике, а какой-нибудь другой девушке, не возникло бы в душе такого раздрая. Не с того они начали знакомство, но теперь уж что… Слово – не воробей. Вроде и обижать никого не хотел, а вот как вышло. Другая бы и не поняла, а эта, вишь, как усмехается.

Веселов уселся у иллюминатора, рядом с пустующим сиденьем Гальяно. Гальяно о чем-то увлеченно беседовал с Волковым. Вид у обоих был заговорщицкий. Или это Веселову просто мерещилось всякое из-за душевного раздрая… Стоило брать пример с Чернова. Чернов сидел один, вольготно раскинувшись на двух креслах, и, кажется, дремал. Крепкая психика – залог хорошего здоровья! Чернова не волновали ни мажор, ни дамочка, отведенное для полета время он собирался использовать с максимальной пользой. Веселов решил последовать примеру товарища, откинулся на спинку и тоже закрыл глаза. Но нирвана длилась недолго, самолет выкатился на взлетную полосу и начал набирать скорость. Над ухом послышался вежливо-настойчивый голос стюардессы, рекомендующий пристегнуться и привести спинку сиденья в вертикальное положение. Вот же досада! Вроде и летят частным самолетом, а требования к пассажирам, как на чартере!

Веселов чертыхнулся и вертикализировался, но глаз открывать не стал. Так ему было проще, так никто не мог догадаться, что он боится.

А он боялся! В его жизни была только одна-единственная фобия – страх высоты и полетов. Он с ней боролся! Он так яростно с ней боролся, что даже летал в Штаты. Назло врагам и назло себе. Каким он сходил с трапа после этих многочасовых перелетов, знал только он один. Если рядом не было никого знакомого, он напивался. Алкоголь не спасал, но хоть немного глушил паническую атаку. То, что вот это липкое, тревожное, душу вынимающее – это паническая атака, рассказал Веселову очень дорогой и очень модный психолог. И даже объяснил причины. Причины – ясное дело! – уходили корнями в далекое детство, такое далекое, что он – ясное дело! – ничего не помнил. Оставалось верить психологу и надеяться на дыхательные упражнения и прочие медитации. Дыхательные упражнения казались вполне уместными в полумраке дорогого врачебного кабинета, но теряли всякий практический смысл на борту самолета, где напрочь отсутствовала всякая приватность. Оставался алкоголь!