Снегири горят на снегу - [66]

Шрифт
Интервал


Уже неделю Борис жил без сестры. Никто не говорил ему перед сменой: «Ложись. Хоть на два часа. Я тебя разбужу. А то хватишься, будет поздно». Целыми днями он или купался с Оськой на реке, или валялся с книгой.

Борис работал в ночную смену. Ни молочно-яркий свет над головой, ни медленное движение суппорта, ни отрывистое завывание рубильника — ничто не могло отвлечь его. Он хотел спать. Пусть на ногах. Пусть чуть-чуть осев грудью на станину, только бы не силиться открывать глаза. Если бы разрешили, он, легко надламываясь, распластался бы на жестком, в мелких стружках, полу и, приятно чувствуя нежную колючую боль лицом, растаял в мягком сне.

И все-таки он дождался перерыва.

Окружив парту у двери, женщины развязывали узелки с едой.

Борис вышел во двор. Съел свой обед — кусок хлеба. Больше он ничего не носил с собой. Дома не было даже картошки. На базаре ведро стоило сто двадцать рублей, и его заработка на такую роскошь не хватало.

В его распоряжении оставалось еще сорок пять минут, и он возвратился в цех, влез на затененную полку стеллажа, растянулся на прутьях.

Некоторое время помнил, как Валя Огородникова вынула зубами бумажную пробку из пол-литра с молоком и отпила. Помнил сразу повлажневшие ее губы, полные, с теплой белой капелькой. Потом уснул.

Он не слышал, как провыла сирена, как загудели станки.

Степан Савельевич прошелся несколько раз взад и вперед по цеху, постоял у станка Бориса и, не выказывая особого беспокойства, подошел к стеллажу.

Борис спал лицом на сложенных руках. Чтобы достать его, необходимо было низко подлезть под полку.

Степан Савельевич взял прут, коснулся кирзовых сапог Бориса и начал раскачивать его ноги.

Испуганный Борис соскочил, болезненно щурясь от яркого света и не соображая. Степан Савельевич бросил прут и, заложив руки назад, молча удалился сутуловатой спиной.

И равнодушно брошенный прут, и смех девчат у станков, особенно застенчивая улыбка Ленки Телегиной, жестко разбудили Бориса. Он недвижно постоял у стеллажа, разглядывая цех, хмыкнул. А заметив, что почти все видели это, и испытывая непонятную униженность, сказал мастеру в спину:

— Железку можно было бы не бросать. Для других оставить.

Степан Савельевич не оглянулся. Борис улыбнулся недобро и пошел к станку.

Чувствуя злую сосредоточенность Бориса, всю эту смену Павлик не решился попросить у него поработать. Стоя за станком, смачивал нагревающийся резец эмульсией, макая щетинистую кисть в банку, лишь изредка взглядывая снизу на неподвижно спокойные губы Бориса.

На следующую ночь Павлик со своим другом, тоже учеником токаря, вышел из проходной завода.

— Я знаю, где он живет. Во втором бараке, — сказал Павлик.

— А как грядки найдем?

Они остановились у огородов.

— Тише. Осторожно перелезем.

Они доползли по выбитой бровке до угла длинного деревянного дома и присели в картофельной ботве.

— Где третье окошко. Видишь? Высокая грядка — это его.

— Почем ты знаешь?

— А он их вечером сам поливает. Я здесь каждый день хожу, вижу.

В доме горел свет. Из окон дымчатые полосы света падали на картофельную ботву.

Огуречные грядки из навоза возвышались над землей. Ярко освещенные у окна, они удалялись в тень и прослеживались по теплой зелени листьев.

Свет из окон второго этажа протягивался на далекий березовый плетень.

Ребята притихли у огуречной грядки Степана Савельевича.

Росистые стебли огурцов были нежно ломки. На черноте сырой земли доверчиво проглядывали желтые цветочки с маленькими завязями огурчиков.

Цеплялись за руки наждачно-шероховатые, разлапистые, вязкие листья.

Приподнимаясь на руках, ребята поползли по обеим сторонам грядки, захватывая стебли, вырывая с землей, отбрасывая их себе под ноги. Сзади оставались скучные, как глазницы, пустые черные лунки.

На краю грядки ребята сорвались и кинулись через картофель прочь.

Перевалившись через плетень, выбежали на дорогу, удовлетворенно зашептались:

— Законно отомстили.

Вздрагивая озелененными руками над жестяной банкой, потный Павлик изнемогал от нетерпения.

— Теперь он подобреет… Еще не такое сделаем, — желая обрадовать Бориса, сказал Павлик. — На первый случай только огурцы пропололи.

— Что? — спросил Борис и, дернув рубильник, ладонью остановил патрон.

Павлик перестал моргать.

— А ну, иди на улицу, — Борис первым пошел из цеха.

На другой день наряд ему принесла табельщица, а не мастер. Степан Савельевич даже ни разу не оглянулся в его сторону.

Только начальник цеха Давид Самойлович Капильзон вышел из своей каморки, увидел Бориса и застеснялся.

Давид Самойлович всегда так. Высокий, выбритый, даже на работе при галстуке, в белой-белой, крахмальной рубашке под серым и уже мазутным пиджаком, смотрел задумчиво и как будто удивлялся, когда узнавал о людях что-то плохое. И этого плохого в людях стеснялся.

Борис больше всего стыдился этой его стеснительной улыбки.

— Не я, — хотелось тогда крикнуть Борису. Или ему хотелось, чтобы кто-то сказал, а может быть, само как-то узналось, что это не он, Борис, ходит по ночным огородам и раскидывает под окнами огуречные плети.

Но Борис знал, что сам он никогда, ничего, никому об этом не скажет.

— Эх ты, ФЗО, — холодно упрекнул он Павлика. — Стриженый, конопатый суслик. Удружил. Наверное, считаешь, что ты герой-парень. Шлепнуть бы тебя по круглому затылку.


Еще от автора Василий Михайлович Коньяков
Далекие ветры

Вошедшие в эту книгу новосибирского писателя В. Коньякова три повести («Снегири горят на снегу», «Далекие ветры» и «Димка и Журавлев») объединены темой современной деревни и внутренним родством главных героев, людей творческих, нравственные искания которых изображены автором художественно достоверно.


Рекомендуем почитать
Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Глухие бубенцы. Шарманка. Гонка

В предлагаемую читателю книгу популярной эстонской писательницы Эмэ Бээкман включены три романа: «Глухие бубенцы», события которого происходят накануне освобождения Эстонии от гитлеровской оккупации, а также две антиутопии — роман «Шарманка» о нравственной требовательности в эпоху НТР и роман «Гонка», повествующий о возможных трагических последствиях бесконтрольного научно-технического прогресса в условиях буржуазной цивилизации.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.


Должностные лица

На примере работы одного промышленного предприятия автор исследует такие негативные явления, как рвачество, приписки, стяжательство. В романе выставляются напоказ, высмеиваются и развенчиваются жизненные принципы и циничная философия разного рода деляг, должностных лиц, которые возвели злоупотребления в отлаженную систему личного обогащения за счет государства. В подходе к некоторым из вопросов, затронутых в романе, позиция автора представляется редакции спорной.


У красных ворот

Сюжет книги составляет история любви двух молодых людей, но при этом ставятся серьезные нравственные проблемы. В частности, автор показывает, как в нашей жизни духовное начало в человеке главенствует над его эгоистическими, узко материальными интересами.


Горе

Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.


Полынья

Андрей Блинов — автор романа «Счастья не ищут в одиночку», повестей «Андриана», «Кровинка», «В лесу на узкой тропке» и других. В новом романе «Полынья» он рисует своих героев как бы изнутри, психологически глубоко и точно. Инженер Егор Канунников, рабочие Иван Летов и Эдгар Фофанов, молодой врач Нина Астафьева — это люди талантливые, обладающие цельными характерами и большой нравственной силой. Они идут нетореной дорогой и открывают новое, небывалое.


Баламут

«Баламут» — повесть об озорном колхозном парне Олеге Плугареве, обретшем свою первую и настоящую любовь, в другой повести «Дашура» — писатель рисует трудную судьбу молодой женщины-волжанки. Рассказы В. Баныкина полны любви к родной природе России и веры в счастливое будущее человека, преобразующего мир.


Не лги себе

Лариса Федорова — писательница лирического склада. О чем бы ни шла речь в ее произведениях: о горькой неразделенной любви («Не лги себе»), о любви счастливой, но короткой («Катя Уржумова»), о крушении семьи («Иван да Марья»), в центре этих произведений стоят люди, жадные к жизни, к труду, к добру, непримиримые ко всему мещанскому, тусклому. Лариса Федорова родилась в Тюмени. В 1950 году окончила Литературный институт имени Горького. Несколько лет работала разъездным корреспондентом журналов «Крокодил», «Смена», «Советская женщина».


Три версты с гаком. Я спешу за счастьем

Роман ленинградского писателя Вильяма Козлова «Три версты с гаком» посвящен сегодняшним людям небольшого рабочего поселка средней полосы России, затерянного среди сосновых лесов и голубых озер. В поселок приезжает жить главный герои романа — молодой художник Артем Тимашев. Здесь он сталкивается с самыми разными людьми, здесь приходят к нему большая любовь.Далеко от города живут герои романа, но в их судьбах, как в капле воды, отражаются все перемены, происходящие в стране.Повесть «Я спешу за счастьем» впервые была издана в 1903 году и вызвала большой отклик у читателей и в прессе.