Снегири - [45]

Вообще-то я была на стороне деда Бориса. Его давным-давно научил играть в шахматы дедушка, и я чувствовала между нами тайное сродство. Конечно, дед Борис играл намного лучше меня, почти как дедушка, а может, даже не почти, поскольку выигрывал он не так уж редко. Я лелеяла надежду, что когда-нибудь тоже обыграю дедушку, хотя бы один раз. Однако обычно, чтобы никому не было обидно, я болела за них по очереди. Иногда, несмотря на то, что было мучительно интересно, я все-таки засыпала – партия была долгой – и очень горевала об этом наутро.

Засыпая, я думала, что им нравятся мои истории, потому что я всегда рассказываю про богов и героев, а их обоих я давно подозревала в том, что они обладают человеческой природой только отчасти. Они были самыми сильными и высокими людьми из всех, кого я знала, они умели делать абсолютно все нужное человеку – вырезать свистульки, дрессировать собак, строить дома, рубить дрова, собирать кедровые шишки, орехи и ягоды, с ними никогда не было страшно, даже в темноте, они относились ко мне серьезно и доверяли важные вещи, и они лучше всех на свете играли в шахматы.

В тот год мне исполнилось четырнадцать лет и умер дед Борис. Он умер от сердечного приступа в последних числах декабря. На похоронах, кроме нас, никого не было. Мы пришли в дом, Мелкий затопил печку, и мы молча грелись около нее.

– Он был моим самым старым другом, – сказал дедушка.

– Где вы познакомились? – спросила я, и только спросив, поняла, что никогда раньше не задавала этот вопрос.

– В лагере, – ответил дедушка. – Он был моим охранником.

Было очень тихо и очень холодно. Была зима, и был снег. Темнело.

– Что ты собиралась рассказывать сегодня? – спросил дедушка.

– Прорицания Вельвы, – ответила я. – Только можно я пропущу Рагнарек и расскажу о том, что будет после него, когда асы найдут в зеленой траве потерянные когда-то золотые шахматы?

– Нет, – ответил дедушка. – Нельзя сделать вид, что Рагнарек не настанет, по крайней мере, в этой истории. Тебе придется рассказать все, с самого начала.

Волки

Все мы любили зиму. Однако, в отличие от нас, тетушка с Мелким понимали ее. Времена года были связаны с разными историями, эти истории надо было прожить и понять. Тетушка с Мелким всегда раньше всех чувствовали знаки зимы: ее свет, ее время, ее нежную жуть. Они совсем не боялись ее, потому что знали, как себя вести.

В самый разгар лета они начинали беспокоиться о варенье. Только тетушка умела определять то время, когда пора было начинать его варить. Каждый год это были разные дни. Иногда дождливые и прозрачные, иногда яркие и глухие. Тетушка с Мелким заранее начинали волноваться, вспоминать, сколько банок какого варенья осталось в подвале, какая ягода в этом году самая красивая и лучше ли варить каждую по отдельности или нужно придумать какое-нибудь сочетание. Несколько дней подряд все перебирали ягоду и обсуждали, какое варенье мы будем варить в этом году. Мелкий обычно настаивал на самых смелых экспериментах. С его точки зрения, сочетать следовало все со всем. Тетушка придерживалась традиции: тех шести видов, которые мы варили всегда, было, как ей казалось, вполне достаточно. Бабушка всегда предлагала добавить в любое варенье ревень. Меня больше всего интересовали новые цветовые сочетания. Экспертом, как самый незаинтересованный человек, был дедушка. Он не ел варенья, потому что у него был сахарный диабет. Зато он мог выслушать доводы каждого из нас и рассудить наши споры. Потом наступал тот самый день.

Тетушка всегда варила варенье в огромном медном тазу. Таз был тяжелый, темно-медовый и сладкий. От него исходило тихое свеченье и гуденье, вокруг летали осы и пчелы. Когда таз доставали, он занимал всю веранду. Было совершенно ясно, что пока он стоит здесь, ничего плохого случиться не может. Мелкий следил за процессом и так переживал, что даже забывал съесть свою долю пенок. Он добровольно брал ручку и писал только в одном-единственном случае – когда надписывал банки с вареньем. По-моему, он втайне считал, что суровая необходимость научиться писать была оправдана только этой деятельностью. Потом дедушка и Мелкий относили варенье в подвал – множество святящихся банок, наполненных тягучей сладостью и подписанных твердым и корявым подчерком Мелкого. Попутно Мелкий проверял старые запасы и сообщал о них нам. Он относился к этому предельно серьезно: он знал, что мы сможем пережить зиму только в том случае, если у нас будет достаточное количество всех оттенков малинового, красного, синего и оранжевого.

После того как варенье было запасено, Мелкого и тетушку охватывала грибная лихорадка. Грибы постепенно заполняли дачу и занимали все наши вечера. Больше всего грибы любили чистить я и дедушка. Вечером, когда начинало темнеть и пахнуть ночью, дедушка шел закрывать теплицы. Он возвращался, мы расстилали на столе газету, включали свет и начинали чистить. Запах леса постепенно заполнял кухню. Грибы пахли иголками и мхом, землей и листьями. Грибы были сущностью леса. Эту сущность тоже следовало запасти, чтобы пережить зиму и не забыть о коричневых, серых и желтоватых тонах. А еще мы солили огурцы и помидоры, сушили травы, запасали картошку, морковку и свеклу, квасили капусту с брусникой и делали сок из облепихи. Частично за эти занятия отвечали бабушка с дедушкой, но тетушка и Мелкий непременно все контролировали. Только тогда, когда все было закончено и все цвета, запахи и вкусы весны, лета и осени были собраны и сохранены, они успокаивались. «Теперь у нас есть запас», – с облегчением вздыхал Мелкий.