Снегири - [24]

– Бабушка. Она так любит эту чертову колбасу.

Спутники апокалипсиса

– На Новый год я нарисую всем апокалипсис! – сообщил мне Мелкий.

– Отличная идея! – с завистью сказала я.

Обычно мы начинали думать над подарками еще весной. Это был третий – осенний – круг обсуждения, и на этот раз идея Мелкого была и правда хороша.

– Она не моя, – скромно сказал Мелкий. – Мне Анна Игоревна подсказала. Она сегодня в детском саду у всех спрашивала про праздники, которых мы ждем больше всего, а потом попросила их нарисовать. Я нарисовал Новый год и апокалипсис.

Про апокалипсис Мелкий узнал случайно. Как-то вечером мы рассматривали один из дедушкиных альбомов. В нем было полно изображений дивных существ, совершенно ни на что не похожих. Под некоторыми из них были непонятные надписи вроде «тетраморф» и «блудница». Под другими, наоборот, понятные, но никак не соотносящиеся с изображенным. Например, под рисунком с совершенно потрясающими тяжеловооруженными тварями с головами людей и телами каких-то животных было написано «саранча». Иногда надписи и рисунки почти совпадали: «конь» и «дракон» вполне соотносились с изображениями. На вопрос Мелкого, что это за создания, дедушка сказал, что это – специальные существа, которые, как говорится в одной книге, придут на землю в определенный срок. Этот срок называется апокалипсис. Детали этого события дедушка предпочел не уточнять.

Мелкого такая перспектива порадовала. Он любил животных, поэтому возможность того, что мир обогатится еще и такими созданиями, представлялась ему безусловно прекрасной. Так что он приготовился терпеливо ждать. Существа выглядели такими смешными, хрупкими и дружелюбными, что Мелкий решил, что именно их и называют Малые Сии. Про Малых Сих мы тоже как-то услышали от дедушки. Мы не до конца поняли, что это, но было очевидно, что речь идет о созданиях, которых нужно оберегать и защищать. Когда мы на всякий случай уточнили у папы, правильно ли поняли значение этого выражения, он ответил, что, в общем, да. После этого он иногда называл так нас. «Иногда» обычно совпадало с теми нашими действиями, для которых тетушка использовала глагол «натворили». Папа же в таких случаях обычно говорил: «Опять набедокурили, Малые Сии?»

После вопроса Анны Игоревны Мелкий понял, что лучшего подарка, чем изображения тех волшебных существ, которые когда-нибудь придут в наш мир, просто не придумаешь. Конечно, это требовало времени. Во-первых, нужно было решить, какое из существ кого больше порадует в качестве возможного друга (Мелкий сразу определился только с созданием, под которым была надпись «Конь блед»). Во-вторых, Мелкий был ограничен в средствах выражения сразу с двух сторон. Он самокритично считал, что рисует недостаточно хорошо, и, кроме того, у нас как раз окончательно высохли все фломастеры. Вопрос, когда мы сможем получить новые, оставался открытым: даже если дома были деньги, фломастеры далеко не всегда продавались в магазине. Обычно мы в таких случаях просто пользовались ручкой или простым карандашом, но для новогоднего подарка это не подходило. Так что Мелкому нужно было придумать, как все эти ограничения обойти.

У меня тоже была идея, но ее реализация требовала почти невозможного. Я давно придумала подарки всем. Проблема заключалась в том, что эти вещи нужно было купить. А денег у меня не было. Несколько месяцев я ломала голову над тем, как их заработать, и, в конце концов, меня осенило. Уже второй год подряд, осенью, после того как мы заканчивали собирать облепиху и копать картошку, дедушка ходил их продавать. Все, что мне нужно было сделать, – это набрать облепихи самой и тоже ее продать. Собрать ягоду было просто, а вот продать…

Я знала, что у всех людей моего возраста есть недостатки, с которыми надо бороться. Об этом писали в книжках, без устали говорила учительница в школе и время от времени напоминала тетушка. Самым противным моим недостатком, как мне казалось, была стеснительность. Хуже всего было то, что люди, которые стеснительными не были (а таких, судя по моему жизненному опыту, было большинство), видимо, просто не могли меня понять. Именно поэтому каждый поход в булочную за хлебом или в магазин, чтобы сдать бутылки, превращался в разновидность пытки. Даже если там не было очереди, где всегда могли оттеснить, сообщить, что «тебя здесь не стояло», или просто наорать, само обращение к продавщице – суровой женщине в белой накрахмаленной шапочке – требовало мобилизации всех сил. Нужно было сказать «булку хлеба, пожалуйста» очень громко и четко, а это редко получалось с первого раза. Если бабушка давала мне целых три рубля, то продавщица могла сурово сообщить, что у нее нет сдачи, что означало еще один круг ада – попытки разменять деньги в соседнем магазине. А если, наоборот, вся сумма была мелочью, то критично отнестись к этому факту. Сдачу нужно было не забыть взять, а это было трудно, потому что сзади напирала очередь, и еще не потерять, пока ты пробивался к выходу. Только вырвавшись на свободу с мокрыми ладонями, бьющимся сердцем и красным всем, прижимая авоську с хлебом к груди, я могла вздохнуть с облегчением. Некоторым утешением служило то, что по дороге домой я обычно объедала хрустящую корочку.