Снег в сентябре - [2]

Шрифт
Интервал

Гора крупнела на рассвете,
Но и чрез гору, до конца,
Тот перекатывался ветер,
Как стих бездомного певца.
1967

Речной вокзал

Заиндевевшие снасти,
Синь, затаившая дух.
Как привалившее счастье,
Эти сугробы и пух.
Это ведь было до снега,
Возле воды и весла.
Льстивая тайна побега
Славою нас обошла.
Помню осенние воды,
Сеть расписаний сухих.
Вмерзли твои пароходы
В лед опозданий моих.
На берегу, как в затоне,
Остановились года.
Лишь дуновенье погони
Шло по воде иногда…
Нет ни бесславья, ни славы
В том, что, темнея на цвет,
Чьи-то заставы и травы
Нам уносились вослед.
Здесь задыхались от бега
И не прощались они…
Все это было до снега,
Перебелившего дни.
Заиндевевшие снасти,
Даль, затаившая дух.
Как привалившее счастье,
Эти сугробы и пух.
1967

Чужая книга

После дней обаянья,
После белых ночей
С этой книгой свиданья
Всё нежней и горчей.
Это очень похоже
На ближайший отлет.
Гул винта, как по коже,
По обложке идет.
Средь вокзального быта,
Вся — поющая, вся
На скамейке забыта,
Остающаяся.
Не средь шумного бала,
А под вопли грачей
Ты меня испугала
Страхом юных ночей.
Невозможностью слиться,
Невозможностью взять
И отдать, и открыться,
То есть все рассказать.
Невозможность явиться
И в любом пустяке
Невзначай воплотиться,
Как дано пустельге.
На скамейке, подмокшей
От весеннего льда,
Голос, не превозмогший
Красоты и стыда.
Это даже не слово,
Что в сердцах говорим…
Дивный слепок с чужого,
Населенный своим.
1967

«Мне нравятся поэтессы…»

Мне нравятся поэтессы,
Их пристальные стихи,
Их сложные интересы,
Загадочные грехи.
Как бледностью щеки пышут
У всех на иной манер,
И как о мужчинах пишут
По-рыцарски. Не в пример.
Их доблесть — не быть обузой
Ни в цехе, ни в мастерстве
И жить, пребывая с музой
В мешающем им родстве.
Я рад, что в наш век тревожный,
Где с пылом враждует пыл,
Их дружбою осторожной
Порою отмечен был.
1966

Снег в сентябре

Всю даль последующих весен
Представить было не хитро…
Тебе сопутствовала осень.
Когда входили мы в метро.
Когда мы вышли из него,
Шел снег по направленью к Химкам
Или оттуда. И мело.
И липло к туфлям и ботинкам.
И ты сказала у дверей
(В пальто осеннем, в шарфе тоненьком),
Что снег идет у фонарей —
Домиком…
На протяжении зимы
От «Войковской» и до «Плотины»
Летели белые холмы,
Снег обращал дома в руины
И восстанавливал скорей,
Ложась по внешним подоконникам.
И шел опять у фонарей —
Домиком.
Входили в мокром серебре
В автобус
Тающие люди
И разговоры о простуде —
Снег в сентябре! Снег в сентябре
Мел, торжествуя над листвой,
Глуша собой непониманье,
Как Первое Напоминанье.
Мы зиму прожили с тобой
В теченье этого маршрута,
Всю от начала до конца.
Мелькали призраки уюта,
Попытки воду пить с лица.
В последних числах сентября
(Мне не забыть, пожалуй, до веку)
Валился лист у фонаря
Подобно карточному домику.
Зима кончалась у стены
Окраинных дубов и сосен.
И не было за ней весны,
А снова — наступала осень.
1966

«Опять с непогашенным светом…»

Опять с непогашенным светом
Короткие ночи делю…
Не надо. Не думай об этом.
Я больше тебя не люблю.
Я вижу из этого мира,
Где нет ни тебя, ни меня,
Как где-то мертвеет квартира
Беззвучная в топоте дня.
Там пыль оседает на книги
И плавает нежная моль.
Я так не люблю эти миги,
Их теплую, легкую боль.
Я вижу из третьего дома,
Как в том отзвучавшем дому
Так ветрено и незнакомо
Мы сходимся по одному.
Как будто влюбленные тени,
От нас молчаливо уйдя,
Там ночь коротают в измене,
Друг с друга очей не сводя.
Живут они в облаке света,
Как смерти, боясь темноты,
Два призрака, два силуэта.
Но это не я и не ты.
Я знаю: и то наважденье
Сойдет, как по инею след.
И все ж я не сплю до
   мгновенья
Когда они выключат свет.
1966

«На крайнем юге, солнечном и синем…»

На крайнем юге, солнечном и синем,
Так много листьев глянцевых, любых.
Октябрь уж наступил. Но не для них.
А мы их все ж так весело покинем.
И улетим на север, на восток,
Где испытанье выдержав на ветхость,
Желтеет каждый болдинский листок,
Как библиографическая редкость.
1966

«Снега белый карандаш обрисовывает зданья…»

Снега белый карандаш обрисовывает зданья…
Я бы в старый домик ваш прибежал
   без опозданья,
Я б пришел тебе помочь по путям трамвайных
   линий.
Но опять рисует ночь черным углем белый иней…
У тебя же все они, полудетские печали.
Погоди, повремени, наша жизнь еще в начале.
Пусть уходит мой трамвай! Обращая к ночи
   зренье,
Я шепчу беззвучно: «Дай позаимствовать уменье.
Глазом, сердцем весь приник… Помоги мне в миг
   бесплодный.
Я последний ученик в мастерской твоей
холодной».
1960

Весна на Арбате

Снег и ржавчина…
Разве так можно?
Рыжей прошвою ваш
   особняк
Подчеркнула весна,
Осторожно,
Первой строчкой.
А в доме сквозняк.
Дом снаружи красив и
   опрятен.
Но тазам на его чердаке
Все трудней
Географию пятен
Сохранить
На лепном потолке.
Все течет…
Полушарье размыло
У амура над левым
   плечом.
В перекройку
Наружного мира
Дом и этим уже
   вовлечен.
Ты выходишь,
Сжимая перчатку.
Кто-то новый уже
Тут как тут.
Говорит,
На Собачьей площадке
Должен быть
Через десять минут.
Вот записка.
Она непреложна.
Ах, доверчивый
   провинциал!
Кто-то шутит.
Но разве так можно!
Вместо подписи —
Инициал.
Ты идешь.
И какое-то время,
Как влюбленный,
И он за тобой.
«Это там!..»
За заборами теми
Вздох кувалды.
А день голубой!
Он берется
В каркасы литые.
Пыль вонзается
В тающий снег.

Еще от автора Владимир Николаевич Соколов
Остров для большой охоты

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Хоть глазами памяти вновь тебя увижу

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Стихи

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Это вечное стихотворенье...

Выдающийся лирик Владимир Соколов (1928–1997), лауреат Государственной и Пушкинской премий, оставил большое творческое наследие. Книга «Это вечное стихотворенье…» воспроизводит путь поэта, длившийся полвека. Пройдем по этому времени вслед за высокой Музой одного из лучших русских поэтов XX века.


Утро в пути. Стихи

«Утро в пути» — первая книга поэта Владимира Николаевича Соколова (1928—1997), которую автор хотел назвать «Крылья».