Снег в июле - [80]

Она садится в автобус, потом спускается в метро. Прежде всего — к доктору. Почему первым — доктор? Так ей хочется. Она злорадно обрывает в себе мысли, как быстрее объехать всех. Она не хочет быстрее! К пожарному тут недалеко — ей потом придется возвращаться. Ну что ж, вернется!..

Последняя станция метро, она выходит. Вот здорово, самый настоящий лес! Деревья, трава, кусты. Мерно качаются ветви. Здравствуй, здравствуй, заходи-заходи! Лучи солнца лижут листву, блики танцуют по стволам, траве, узеньким, еле заметным тропинкам, зовущим в глубину и что-то обещающим; пряный запах травы, неярких цветов и нагретых листьев будит воспоминания… Маленькая она, совсем маленькая, нет ни строек, ни кранов, ни комиссий; побежать-побежать, как когда-то, по дорожке, упасть на траву и пристально наблюдать за крошечным миром жуков, муравьев, а потом лечь на спину — видеть другой, огромный мир синевы неба, облаков…

Из леса выходит старик, лицо у него цвета морковки. Никогда раньше она не видела такого красного лица.

— Извините! Тут где-то должна быть санитарная инспекция?

Прохожий останавливается, сосредоточенно смотрит перед собой, а может быть, в глубь себя. Ей становится неловко от этого взгляда; еще раз извинившись, хочет продолжать путь, но в этот момент старик говорит:

— Санэпидстанция?

— Да-да, именно, санэпидстанция.

Старик снова что-то изучает впереди себя, но сейчас ей уже интересно, сколько он будет думать.

Через несколько минут она идет по дороге вправо. Вон в том трехэтажном белом доме сидит ее доктор. Старик удаляется. Странный какой! Она входит в белый дом. Всюду на дверях таблички: лаборатория, отделы… Почему-то, никого не спрашивая, идет на второй этаж, и именно тут висит табличка: «Главный врач».

Так все же что она скажет доктору? Так и скажет: ей захотелось прийти. Она толкает дверь, но сначала попадает в маленькую приемную. Сегодня приемный день, приходится назвать себя и ждать — перед ней еще два посетителя, женщины. И секретарь тоже, конечно, женщина, сухонькая, уже в летах, в белом халате. Пока за дверью по очереди исчезают посетительницы, она упорно думает, почему секретарь в белом халате. Может быть несколько объяснений: так полагается в санитарном учреждении или так не полагается, но секретарь бережет свою одежду, третье… В этот момент секретарь просит Иванову Ивону Ивановну пройти к главному врачу.

Она быстро встает, толкает дверь. Ее доктор стоит спиной к двери, что-то ищет в шкафу:

— Ну, Ивона Ивановна, что у вас? — не оборачиваясь, спрашивает доктор.

Он тоже в белом халате, что делает его более представительным, — не такой замухрышка, как показался вчера на комиссии… Ага, третье, что, возможно, побудило секретаря надеть халат, — это желание быть представительнее.

— Что у вас? — снова спрашивает ее доктор, вытаскивая какую-то папку.

Она молчит.

Тогда доктор удивленно оборачивается.

— Нина Петровна! Нина Петровна… — взволнованно повторяет он и роняет папку на пол.

Она видит его глаза, и хотя он очень удивлен, глаза все так же, как вчера, спокойны, что-то знают свое. Да, это ее доктор. Ну вот сейчас она посмотрит ему в глаза и… Посмотрела. Вроде все! Она поворачивается и идет к двери.

— Нина Петровна! — он бросается за ней. Берет за руку и усаживает на стул. — Пожалуйста, не уходите, расскажите, что случилось?

— Ничего, абсолютно ничего! — Она все же объясняет ему, как погрешила перед жизнью и собирается уйти со стройки. Но вот перед тем как поехать увольняться, ей захотелось заглянуть каждому члену комиссии в глаза и, хотя лейтенант-пожарный был по дороге первым, теперь нужно к лейтенанту возвращаться, почему-то захотелось сначала поехать к доктору. Конечно, она не назвала его «своим доктором», он только мысленно был «свой». Врач не выпускает ее руку. Странно. Пульс считает или ему вообще приятна ее рука? Все-таки пульс, потому что вот он из какого-то пузырька отсчитывает капли, доливает воды и привычным жестом протягивает ей.

— Это, Нина Петровна, чтобы было спокойно и весело.

Если весело, то возражений нет. Она проглатывает лекарство. Заботливый ее доктор! Недаром она поехала к нему первому. Ну что ж, сейчас выполнена программа. На всякий случай она еще раз смотрит ему в глаза. Встает… Действительно, после капель вроде веселее. Конечно, нужно было бы для полноты картины спросить, почему он вчера струсил? Но ладно, пусть живет. Она слегка поднимает вверх руку — до свидания, мол… Нет, прощайте… Конечно, она уже больше его не увидит, больше у нее не будет госкомиссий. Выходит.

Медленно идет по лесу. Эх, люди, люди! Даже лес не пожалели, уложили асфальт и тротуары сделали с бордюрным камнем. К тому же бетонным — вон уже камень побит… вон, вон… Сзади машина. Обязательно если дорога, то должна быть и машина. Машина останавливается около нее, кто-то выскакивает.

— Нина Петровна!

Это кто? Подумать только, ее доктор! Уже без халата, видны его кривые ножки. Ах-ах, бедные ножки!

— Садитесь, пожалуйста.

Хотя ей действительно после лекарства спокойно и весело, она строго спрашивает, для чего это он собирается возить ее в служебное время на служебной машине.