Снег в июле - [72]

— О чем вы говорите?

— Запланировано сдать в квартале столько-то тысяч квадратных метров. И скажу я вам — верно запланировано, с учетом возможностей заводов и строителей. — Круглов помедлил. — Но вот произошло это еще в доисторические времена: как-то раз не успели строители закончить домик. Что тут было делать? А? Как вы считаете?.. Молчите. Ну ладно, отвечу за вас: нужно было выяснить причины, вздрючить как следует виновника. В следующий раз не повторилось бы. Так? — строго спросил Круглов. Нина молчала. — Так?

— Ну так, так! Говорите, если хотите, спрашивать я сама умею.

— Сердимся. Ну ладно, продолжу. Но ведь хочется управляющему трестом или, к примеру, председателю райисполкома в передовиках ходить. Верно? Опять будете кричать на меня, снова спрашиваю?

— Буду.

— Конечно, хочется. Так вот составили липовый акт. В первый раз! Может, сидели, как мыши, и ждали: вот-вот застукают и дадут по шее. Не застукали. Прошло! Готовы дома, не готовы — теперь подходит по плану срок, дома принимаются. И все об этом знают… — Круглов встал и прошелся по комнате. — Будете говорить, что после акта уже на качество не смотрят, спешат? Правильно! Новоселы, мол, въезжают в квартиры и сразу начинают исправлять дефекты. Так?

— Да.

— Ну вот видите?! Знаю я, милая девушка, чем вы дышите. Еще, наверное, будете говорить, что жильцы строителей плохо обзывают. Так? Но главное для меня другое…

Лицо Круглова помрачнело. Он подошел к балкону и, не глядя на Нину, продолжал:

— Главное: развращает это строителей. И рабочих учит халтурить, и прорабов…

— Понимаю, — устало ответила Нина. Она стояла у окна. — Что же делать?

Дождь перестал, ушли тучи, и высоко в небе уверенно зажглись звезды. Круглов аккуратно закрыл балконные двери.

— А черт его знает! Я вот струсил один раз, когда подписал акт рабочей комиссии, струсил второй раз — не явился на государственную комиссию… Думаете, сейчас пришел, чтобы покаяться, ударить себя в грудь: «Мы, мол, наведем порядок!» Нет, милая девушка, пришел я по другой причине — проверить краны, как бы ночью не залило здание. У меня уже было так после госкомиссии.

Нина взяла со стола сумку и направилась к двери.

— Я пошла. Значит, все, что вы сейчас говорили, все одни слова.

Нина пошла медленно вниз по лестнице. Если разобраться, то все надоело. В общем, она одна, все толкают ее тоже подключиться к этому порядку.

У входа ее ждал Алешка.

— Ты чего вернулся, милый? — насмешливо и резко спросила она. — Между прочим, можешь подняться наверх, там наш друг Круглов. У него интересные мысли насчет комиссии.

Алешка молча пошел рядом.

Они шли долго. Мимо ярко освещенных магазинов, где кассиры уже подсчитывали выручку, а продавцы были не за прилавками, а вольно расхаживали по торговому залу; мимо темных окон учреждений, наверное, шумных и полных жизни днем, а сейчас вызывающих тоску, будто все и навсегда кончилось; мимо небольших скверов, ограниченных глухими стенами домов, несмотря на то что тут стояли удобные скамейки, на них никто не сидел; мимо перекрестков улиц, где, уж наверное, полагалось быть толпе, но и тут было пустынно, людей отсасывали подземные переходы.

— Ну что, Алексей, завтра пойдешь к своему Мирону, подашь заявление? Да?

— Это уже ваш дом, Нина Петровна?

— Да, мой… А в заявлении напишешь, что уходишь на стройку. Потом спрячешься на своем монтаже, будешь ходить по балкам, красоваться… Будешь рассказывать друзьям, что ушел по принципиальным мотивам?

— Этот подъезд?

— Да, этот… Все будут считать тебя смелым парнем, и ты себя таким будешь считать. А ты… ты такой же трусишка, как и все… Ну что? Наверное, скажешь, что прочел классиков и попросишься ко мне?

— До свидания, Нина Петровна.

Она ничего не ответила, быстро вошла в подъезд.

Часть вторая

Глава первая. Алексей Кусачкин

Что-то изменилось в нем после того, как комиссия приняла дом, с того вечера, как он молча шел рядом с Ниной Петровной, с прощания у ее дома, когда она назвала его трусом. Вроде глаза открылись. Он вдруг увидел, что рядом с лихими парнями-монтажниками бригады Волошина, которые, никогда не жалуясь, в жару, непогоду, холод, принимают и ставят панели; рядом с прорабами, которые день-деньской пекутся о стройке, иногда ловчат, хитрят и даже лгут, но почти всегда для пользы дела; рядом с руководителями строительных управлений, начальством, как их насмешливо называли, но которые (это грешно скрывать) работали не меньше, а, может быть, больше, чем монтажники и прорабы, — рядом с ними были другие люди: Важин, Мирон, Поляков, Лисогорский, и они очень зорко следили за всем.

Когда он работал на стройке, то называл своими врагами водителей. Они доставляли на стройку панели, плиты, материалы, всегда спешили. Шуметь о простое начинали в воротах стройки, грозились больше ничего не привозить, а когда он пробовал их урезонить, жаловались начальству. Сыпались выговоры. Он называл врагами разного рода инспекторов за излишнюю требовательность, которая, как ему казалось, не нужна и отвлекает от дела; врагами были субподрядчики — отделочники, сантехники, лифтовики… Да боже мой, разве их всех перечислишь! Они требовали сушки стен для малярных работ, пробивки отверстий для труб, подготовки шахт для монтажа лифтов.