Снег в июле - [56]

Как быстро меняется выражение его лица, сейчас оно серьезно и уважительно.

— Если прямо, то я действительно с этим ехал к вам. Но теперь, когда посмотрел квартиры, не скажу.

— Значит, вам понравилось?

— Очень!

— Значит, вы заставите так работать всюду?

Он внимательно посмотрел на меня.

— Наверное, нужно было бы сказать: «Да, заставлю». Но не хочется говорить неправду: нет, так работать всюду мы не сможем.

Кудреватый открыл свой портфель-коробку и что-то ищет в нем или делает вид, что ищет.

— Я знаю о вашем споре с Кудреватым… — Лисогорский встал и подошел к Василине: — Что вы так энергично считаете на арифмометре? Ах, наряды. Очень энергично считаете. — Потом вернулся ко мне. — Мы не готовы, нужно трезво смотреть на вещи.

Я вдруг поняла, что вот наконец встретилась с настоящим противником, умным, изворотливым и облеченным властью. Кудреватый только исполнитель его воли. Я тоже встала:

— Вы, Александр Александрович, несколько раз тут говорили, что не хотите неправды, что говорите прямо. Вы позволите и мне напрямую?

— Нам нужно ехать, — напомнил Лисогорскому Кудреватый. — Кроме того, мне кажется, тут не профсоюзное собрание, а прорабская, тут отдают и получают приказания.

— Нет, мы задержимся. Присядьте, Нина Петровна, и не волнуйтесь, я постараюсь благожелательно отнестись к тому, что вы скажете.

Он присел, на этот раз рядом с Кудреватым. Я помедлила, нужно собраться и, конечно, быть вежливой, тут резкостью ничего не возьмешь.

— Спасибо. Так вот, я поспорила с Кудреватым, сейчас понимаю, что спорила с ним напрасно.

Лисогорский улыбнулся:

— Ну что ж, это хорошо, что вы признались. Конечно, он не во всем прав, но стоит он на земле.

— Спорить нужно с вами. — Я подошла к окну. — Как известно, в главке главного инженера нет, значит, главный инженер треста является высшей инженерной инстанцией. Так?

Лисогорский пожал плечами.

— Ну, предположим.

— «Стоять на земле» — это, как я понимаю, ваша установка? — Он что-то хотел ответить, но я быстро продолжила: — Вы знаете, Александр Александрович, перед вашим приездом я думала о «технологии брака». Позвольте, я расскажу о ней. Позволите?.. Благодарю вас. Что нужно сделать, чтобы возник брак?

В комнате вдруг стало тихо. С чего это? А, Василина перестала вертеть ручку арифмометра…

— Существуют три способа, Александр Александрович. Все они были применены на этом корпусе. Конечно, достаточно было и одного, но товарищ Кудреватый для большей гарантии применил сразу три. Первый — это сокращение срока… но не за счет загрузки рабочего времени, или рационализации, или, наконец, высокой квалификации. Нет, Кудреватый просто начал работы на месяц позже, пришлось устроить аврал. Извините за надоевшее, набившее оскомину слово. В результате — брак. Второй способ — тоже безотказный — не контролировать работы: самый квалифицированный рабочий через неделю начнет халтурить, если работу пустить на самотек. Так было здесь. Третий способ…

— Я знаю третий, можете не говорить, — Лисогорский поднял руку. — Принять паркет повышенной влажности, темные некрасивые обои, серую масляную краску и пустить их в дело…

— Совершенно точно. А все это вместе называется «стоять на земле», как вы выразились.

— Нам пора. — Кудреватый захлопнул коробку. — Ведь вызывает райисполком, Важин!

— Сейчас поедем. Послушайте, Нина Петровна, вы всерьез думаете, что от меня зависит выпуск на фабриках красивых обоев, белой краски, сухого паркета?

Я хотела ответить, но Лисогорский продолжил:

— Вы всерьез думаете, что срок зависит от нас? Ведь на этом объекте Кудреватый начал работу позже потому, что задержался на другом корпусе. Что касается контроля за работами, тут спора нет. Но от контроля краски не станут белее, рисунок обоев тоже не изменится. И когда я говорю «стоять на земле», это значит — в наших земных, не лунных, условиях отделывать здания и сдавать их в срок. — Он встал. — К сожалению, мне действительно нужно ехать.

— А как же…

— Работайте, Нина Петровна, как работали. На одном корпусе мы можем себе это позволить. Уже есть договоренность, что госкомиссия примет его незаконченным. Еще вы спрашивали, зачем я поднялся сюда, отвечу: мне кое-что было не совсем понятно. Сейчас понял.

— Что?

— А вот этого я вам не скажу.

Через окно я вижу, как они усаживаются в машину. Не оборачиваясь, спрашиваю Василину:

— Что он понял, как, по-твоему, Василина?

— Устала я с этим арифмометром. Пора уже приобрести электронную машинку… Он, по-моему, ничего не понял.

Я оборачиваюсь, вопросительно смотрю на Василину. Она потягивается.

— Дом не будет сдан, — говорит она.

— Почему?

— Тогда все, что вы тут делаете, ни к чему. Как я понимаю, ваша идея: отделка отличного качества, которая полностью закончена к госкомиссии…

— У меня не хватает духу идти одной против всех.

— Почему одной, Нина Петровна? Ведь и я с вами. — Василина заразительно смеется.

Я тоже понуждаю себя смеяться. Мои шансы совсем невелики; я, маленький прорабишка, должна доказывать всем, убедить всех, что принять в эксплуатацию дом № 14 нельзя, что это обман и, вообще говоря, уголовное преступление… Я смеюсь вместе с Василиной, мучительно думая: нужны союзники. И поскорее, осталось два дня. Где их взять?