Снег в июле - [55]

Все знают, что так обычно принимают паркетные полы, смеются. Фу, кажется, выскочила из неловкого положения. А Соколова молодец, помогла.

Я медленно поднимаюсь по лестнице. Какого черта я вечно усложняю себе жизнь! Вот придумала эту «Доску качества», теперь, крути не крути, каждый день я отчитываюсь перед бригадами за свою работу… А Шалимов трудный, его ничем не проймешь. Он как ломовая лошадь упорно тянет свое, тянет. И лицо у него под стать характеру — медное, неподвижное… Сбагрить бы его. Вчера из отдела кадров звонили, требовали паркетчиков. Вот, пожалуйста. А?.. Нет, этого от меня никто не дождется: именно потому, что Шалимов ставит мне «неуды», он будет здесь работать. За два года на стройке я научилась кривить душой, к слову, не так уж редко, но всегда для пользы дела. Отослать Шалимова — во вред стройке, просто подленько.

Поднимаясь по лестнице, еще я думала над «технологией брака», если вообще можно соединить эти два слова. Как он возникает, брак? Ведь вот те же люди, которые раньше очень плохо сделали два этажа, сейчас работают хорошо. В чем дело? Я остановилась на площадке, надо додумать до конца… Выходит, ерунду это говорят, что сейчас рабочие любят халтурить. Никогда человек, который своими руками делает какие-то ценности, не будет их поганить… Постой, постой. Так что же, кто, выходит, виноват в браке?..

Остаток дня я в бригаде плиточников. Боже, как это трудно — убедить людей, что нужно работать по-другому, не так, как они привыкли! Часто говорят: «хорошие привычки», «дурные привычки». Неправильно это, привычка сама по себе не может быть хорошей. Ибо все движется, рано или поздно нужно что-то менять, и тогда привычка становится препятствием.

— Ну попробуйте, Николай Васильевич, шаблон. Он ведь ускоряет работу, — прошу я бригадира.

Он вежливо, чуть ли не кланяясь, объясняет, что вот уже двадцать лет работает и обходится без выдумок-шаблонов и вроде работает неплохо.

— Но ведь ваша бригада вчера не выполнила задания.

Ну что ж, он один поработает сегодня вечером и выполнит не одно, а два задания вперед, чтобы Нина Петровна не волновалась. Тогда я, мило улыбаясь, про себя кляня его, прошу попробовать шаблон лично для меня.

На секунду Николай Васильевич застывает… Лично для прораба он готов на все и в порядке большого одолжения — почему-то на этом корпусе мне все делают одолжения! — берет шаблон. Второе одолжение он делает, применяя клеящую мастику вместо раствора.

На подоконник моей комнаты прилетел воробей. Прыг-скок, повертел головкой, рассматривая меня. «Пи… пишешь?» — подмигнул он. «Ну, пишу, а что?» — «Чирк… чиркаешь?» — «Не чиркаешь, а черкаешь».

Воробей улетел. Вот так, обидела и его. Звонит телефон. Не хочется подниматься, а настойчивый кто-то: пять гудков услышал — все, клади трубку. Нет, звонит. Не пойду!

Продолжим.

Элегантный товарищ наш главный инженер треста Александр Александрович Лисогорский. Светлый костюмчик, белый свитерок, волосы пострижены по последней моде, чуть длиннее сзади. И манеры красивые. Иное начальство, приходя в прорабскую, долго рассматривает стул, перед тем как сесть; некоторые даже требуют газету, чтобы, не дай бог, не испачкать брюки. Лисогорский, тот сразу сел, словно знал, что краска просто не может пристать к нему, такому милому, симпатичному товарищу.

Я чувствую себя не очень твердо. Что и говорить, женщине трудно на отделочных работах держать себя в форме: волосы и лицо в пыли, на спецовке пятна от краски, словно маляры подбирали на мне колер. В таких случаях выручает насмешливый тон:

— Нехорошо, Александр Александрович, нужно звонить перед приездом.

— Почему?

— Я бы приоделась. Все-таки главный инженер треста!.. Извините, я сейчас вытру стол, вы вот локотком оперлись, рукав запачкаете.

У него в глазах, нужно сказать весьма недурных, появляются любезные искорки. Очень мило говорит он то, что всегда в таких случаях говорят мужчины: мол, вы, Нина Петровна Кругликова, хороша в любой одежде. И хотя я уже привыкла к этим ничего не значащим комплиментам, если честно — мне приятно. Я уже наполовину прощаю ему, ведь сейчас он будет пытать меня со сдачей корпуса.

— Видите, — назидательно говорю я Кудреватому, который тоже приехал и скромно сидит у стенки. — Видите, как нужно начинать разговор, а вы начали сразу с угроз.

Лисогорский смеется и замечает, что кроме всего прочего я еще и остра на язык: одной репликой убиваю сразу двух человек. На мою просьбу разъяснить, что означает выражение: «кроме всего прочего», он все так же любезно говорит, что давно не встречал такого высокого качества отделочных работ.

— Значит, все в порядке. Видите, Кудреватый. Только стоило ли, Александр Александрович, для того чтобы сказать несколько комплиментов, подниматься на пятый этаж?

Кудреватый обиженно помалкивает, а Лисогорский снова смеется.

— Ну ладно, Александр Александрович, не буду отнимать у вас драгоценное время, — говорю я. — Начинайте! Наверное, вы сейчас скажете, что все это хорошо: полы без щелей, светлые обои, ровные швы в плитке, но дом нужно сдавать, поэтому, милая Нина Петровна, не соблаговолите ли вы кончать шуточки и приняться халтурить, как это полагается на сдаточном доме. Так?