Снег - [139]

Ка успокоил солдат-охранников, которых встретил сразу перед входом в отель, сказав, что все в порядке. Он поднялся в свою комнату, стараясь никому не попадаться на глаза, и, бросившись на кровать, опять зарыдал. Проплакав очень долго, он затих. Ка лежал, слушая звуки города, и через несколько минут, показавшихся ему очень длинными, что напомнило ему нескончаемое ожидание в детстве, в дверь постучали. Это была Ипек. От мальчика-портье она узнала, что с Ка произошло что-то странное, и сразу пришла. Говоря это, в свете зажженной ею лампы она увидела лицо Ка и, испугавшись, замолчала. Молчание длилось долго.

– Я узнал о твоих отношениях с Ладживертом, – прошептал Ка.

– Он сам тебе сказал?

Ка погасил лампу.

– Меня похитили З. Демиркол и его друзья, – прошептал он. – Оказывается, ваши телефонные разговоры прослушивают уже четыре года. – Он опять бросился на кровать. – Я хочу умереть, – сказал он и заплакал.

Рука Ипек, гладившая его волосы, заставила его заплакать еще сильнее. Но в душе у него был покой, как бывает у людей, которые решили, что вообще никогда не будут счастливы, и чувство потери смягчилось. Ипек легла на кровать и прижалась к нему. Какое-то время они плакали вместе, и это привязало их друг к другу еще сильнее.

В темноте комнаты, отвечая на вопросы Ка, Ипек все рассказала. Она сказала, что во всем виноват Мухтар: он не остановился на том, что пригласил Ладживерта в Карс и с почестями принимал его в доме, он захотел, чтобы этот исламист убедился в том, какое чудесное создание его жена. Кроме того, в те времена Мухтар очень плохо относился к Ипек, винил ее в том, что у них не было детей. Ка понимал, что в красноречивом Ладживерте было много такого, что могло привлечь несчастливую женщину и вскружить ей голову. Ипек очень старалась не оказаться дурной женщиной, после того как завязались их отношения! Она хотела, чтобы Мухтар, которого она очень любила и которого вовсе не хотела расстраивать, ничего не заметил. И очень хотела избавиться от постепенно разгоравшейся любви. Прежде всего Ладживерта делало привлекательным его превосходство над Мухтаром: когда Мухтар начинал бессвязный разговор на темы, в которых не разбирался, Ипек его стыдилась. Когда Ладживерта не было, Мухтар постоянно его хвалил, говорил, что ему нужно чаще приезжать в Карс, и ругал Ипек, требуя, чтобы она обращалась с гостем как можно лучше и душевнее. Мухтар не замечал ничего и когда они вместе с Кадифе переехали в другой дом: и так как люди, подобные З. Демирколу, ему ничего не сказали, он ничего и не замечал. Смышленая Кадифе поняла все уже в первые два дня, как только приехала в Карс, и примкнула к девушкам в платках лишь для того, чтобы быть поближе к Ладживерту. Ипек чувствовала, что Кадифе испытывает интерес к Ладживерту только от зависти, свойственной ей с детства. Увидев, что Ладживерту нравится внимание Кадифе, Ипек охладела к нему, думая, что, если Ладживерт заинтересуется Кадифе, она от него избавится, а после того, как приехал отец, ей удавалось держаться от него подальше. Может быть, Ка и поверил бы в этот рассказ, который толковал связь Ладживерта и Ипек как прошлую ошибку, но Ипек, в какой-то момент забывшись, сказала: «На самом деле Ладживерт любит меня, а не Кадифе!» После этих слов, которые Ка так не хотелось слышать, он спросил, что она сейчас думает об этом «мерзавце». Ипек ответила, что теперь не хочет говорить на эту тему, все осталось в прошлом и она хочет поехать с Ка в Германию. Тогда Ка напомнил Ипек, что она разговаривала с Ладживертом по телефону в его последний приезд, а Ипек возразила, что такого разговора не было, что Ладживерт обладает достаточным опытом, чтобы понимать, что, если он позвонит, станет известно, где он скрывается.

– Мы никогда не будем счастливы! – произнес Ка.

– Нет, мы уедем во Франкфурт и там будем счастливы! – сказала Ипек, обнимая его. По словам Ипек, Ка в тот момент поверил ее словам, но потом опять заплакал.

Ипек сильно прижалась к нему, и они стали плакать вместе. Впоследствии Ка напишет, что, возможно, именно тогда Ипек впервые в жизни открыла для себя, насколько это больно и в то же время приятно – плакать обнявшись, пребывая где-то между поражением и началом новой жизни, там, где еще царит неопределенность. Он полюбил ее еще больше за то, что они могут вот так плакать, прижавшись друг к другу. Ка плакал, изо всех сил прижавшись к Ипек, но какая-то часть его внимания сосредоточилась на попытке определить дальнейшее развитие отношений. Он машинально прислушивался к звукам, доносившимся из отеля и с улицы. Было около шести: печать завтрашнего номера газеты «Серхат шехир» была завершена, снегоуборочные машины рьяно принялись за дело, чтобы расчистить дорогу на Сарыкамыш, а Кадифе, которую Фунда Эсер мило усадила в военный грузовик и увезла в Национальный театр, начала репетировать с Сунаем.

Только спустя полчаса Ка смог сказать Ипек, что у Ладживерта есть для Кадифе сообщение. Какое-то время они плакали, обнявшись, и попытки Ка заняться любовью были неудачны из-за приступов страха, нерешительности и ревности. Потом он начал расспрашивать у Ипек, когда она последний раз видела Ладживерта, навязчиво повторять, что, видимо, она каждый день тайно разговаривала и встречалась с ним, что она каждый день занималась с ним любовью. Впоследствии Ка предстояло вспомнить, что Ипек на эти утверждения и вопросы вначале гневно отвечала, что ей не верят, но затем повела себя нежнее, приняв во внимание не логический смысл слов Ка, а уловив его эмоциональное состояние, то, что он, с одной стороны, получал удовольствие от этой нежности, а с другой – ему нравилось мучить Ипек такими вопросами и утверждениями. Ка, который последние четыре года своей жизни проведет очень много времени, раскаиваясь и обвиняя себя, впоследствии признается себе, что всю жизнь имел склонность причинять боль словами для измерения силы любви тех, кто его любил. Настойчиво утверждая, что Ипек любит Ладживерта, и спрашивая, хочет ли она на самом деле быть с ним, Ка, по сути, интересовался не тем, что ответит Ипек, а насколько у нее хватит терпения.