Снайперские дуэли. Звезды на винтовке - [30]

Не только я — вся палата как завороженная смотрела сейчас на незнакомку.

— Кто из вас Жигарев? — внимательно посмотрев на каждого из нас, спросила девушка. Кстати, этот вопрос она повторила уже дважды. — Что, нет у вас Жигарева?..

— Да вот он я! — наконец-то опомнившись, сказал пожилой боец Василий Жигарев.

— Вы Жигарев? — переспросила она, подойдя к его койке. — Тогда получите свои документы и распишитесь вот тут.

И, передав что-то дяде Васе, она, попрощавшись со всеми, вышла.

— Откуда такая красота явилась к нам в палату? — потрясенно спросил я.

— Как-то светлей вроде бы стало, а? Не замечаете? — поддержал меня сосед по койке.

«Вот бы познакомиться!» — подумал я и решил навести справки.

— Шурочка, кто это приходил сейчас к Жигареву? — как можно равнодушней спросил я у нашей медсестры Шурочки Невзоровой.

— Так это наша Тиночка, медсестра из регистратуры, вольнонаемная. А что, понравилась?

— А чем она там, в этой регистратуре, занимается?

— Хранит все ваши вещи, документы. Если кому что потребуется, можете обращаться к ней.

— Тогда она-то мне и нужна. А как ее найти?

— Ну, сегодня уже поздно, а завтра с утра попрошу ее зайти к вам. А что хотел-то?

— Да вот… — замялся я, — хочу попросить ее принести мой бумажник проверить, все ли там цело.

— Хорошо, завтра же я ее и приведу к тебе, Николаев.

Конечно же весь остаток дня у нас только и разговоров было, что о ней. Мы вспоминали мирные дни, своих родных, знакомых, близких. Хвалились чем могли — кто фотокарточкой, кто письмами любимых. У меня ничего такого не было…

На другой день я проснулся раньше обычного, часа за два до подъема, и стал ждать. Однако пришла она только после обхода врача.

— Кто меня хотел видеть?

— Я хотел! Подойдите, пожалуйста, поближе, — как можно спокойней и серьезней произнес я, хотя рот мой расплывался в улыбке. — Мне вас не очень видно и слышно плохо!

Она подошла к моей кровати.

— Какие будут ко мне вопросы, товарищ больной?

— Присядьте, пожалуйста, вот тут, я вам, Тиночка, сейчас все объясню! — набравшись храбрости, я с удовольствием произнес вслух так понравившееся мне ее имя. — Хочу попросить вас найти мой бумажник.

— Хорошо, я пойду поищу ваш бумажник. Как ваша фамилия?

— Николаев моя фамилия! Евгений Адрианович Николаев! Образца двадцатого года, снайпер четырнадцатого полка, старший сержант.

Через полчаса она уже протягивала мне мой собственный бумажник:

— Ваш? Возьмите, что вам надо, а остальное я положу обратно.

— Вы знаете, Тиночка, обидно, конечно, но это не мой бумажник! Мой не такой, он чуть побольше, тоже черный, но немного поновей этого…

— Не может быть! — растерянно произнесла она. — Я не могла перепутать! Такого не бывало… Хорошо, я пойду и посмотрю еще.

— Погодите, Тиночка! Я хочу еще вас попросить: вы не могли бы помочь написать маме письмо?

— Хорошо! Вот сдам смену и зайду. Значит, побольше этого, говорите?

Через несколько минут она вернулась и принесла другой и, конечно же, не мой бумажник.

— Знаете, Тиночка, а вот этот уж совсем не мой! Видно, зря я в тот не заглянул…

— Хорошо, — терпеливо ответила она. — Я принесу вам снова тот бумажник, и вы заглянете в него. Только это будет чуть попозже.

Вечером мы были с ней уже настоящими друзьями. И многое узнал я тогда о Тиночке.

Она жила со своей мамой тут же, в госпитале. Мама работала старшей медсестрой отделения. Папа был знаменитым моряком. У нее есть жених, зовут его Федя. Он где-то воюет, только не на нашем фронте. От него давно нет писем, и она не знает, что с ним. Нет, она не обиделась на мой розыгрыш с бумажником, когда я рассказал ей честно, что захотел просто познакомиться.

— Тиночка, вы не играете в шахматы? Хотите, я вас научу и мы поиграем?

— Хорошо, только завтра. Я буду совсем свободна от дежурства, достану и принесу вам шахматы. Ну, будем писать письмо? — напомнила она. — Я нашла для вас настоящий конверт и хорошей бумаги.

Она присела у тумбочки, стоявшей у моей кровати, и приготовилась писать.

Из письма с фронта в Тамбов матери:

Дорогая мамуля!

Не удивляйтесь, что пишу не сам — так задумано!

Сейчас я снова на курсах. Живу в Ленинграде. Сплю в казарме, на настоящей койке, совсем как в мирное время!

Сколько я тут пробуду, еще не знаю. Возможно, с месяц. На днях узнаю, напишу.

Познакомился я тут с хорошей девушкой, мы подружились. Ее зовут Тиночка, а полное имя — Мелитина Николаевна. Хочу после войны показать ей наш Тамбов. Может, он ей понравится? Она уже мне обещала.

— Ну что вы выдумываете, Женя? Я писать брошу! У вас ни слова правды в письме, разве так можно? И что это я вам успела обещать?

— Сейчас можно и нужно так писать, Тиночка! У меня знаете какая мама? Она пешком в Ленинград проберется, если узнает, что я ранен. Зачем ее огорчать? Пусть живет спокойно, ей там и так несладко. Так что, продолжим?

— Да диктуйте уж…

Ну, мамуля, на сегодня хватит. Будем теперь писать Вам часто: и я один, и с Тиночкой вместе. Пишите мне на ее адрес, она работает в госпитале, это рядом.

Тиночку любил весь госпиталь. Да ее и нельзя было не любить. Полюбил ее и я… Но, зная о ее женихе Феде, я не признавался ей в своей любви. Шутя я называл ее своей сестренкой, не давал ее в обиду и не обижал сам.