Снайпер Петрова - [25]

Шрифт
Интервал

Нина Павловна присела рядом, расправила и подогнала ремень.

— Помни, что спусковой крючок надо нажимать плавно.

— Все это ясно, давно слыхал, — пробурчал ефрейтор, — да только толку нет.

— Будет толк. Непременно будет!

Нина Павловна отошла на несколько шагов и скомандовала:

— Огонь!

Потом еще раз подошла к Даудову, поправила его винтовку.

— Продолжай стрелять!

Прошло несколько минут. Георгий смахнул ладонью пот с темных, шершавых щек и доложил:

— Ефрейтор Даудов стрельбу окончил!

К мишени шли медленно. Петрова приостановилась, стала срывать одинокие цветочки, а Даудов, увидев пробоину в центре мишени, не мог сказать ни слова. Когда спало оцепенение от неожиданного результата, он закричал:

— Товарищ старший сержант! Нина Павловна! Я попал! Попал!

Подошла Петрова, положила на плечо ефрейтора руку и спокойно сказала:

— Вот видишь, начинает получаться.

— Значит, я могу научиться?

— В этом я никогда не сомневалась. Теперь главное — как можно больше стрелять, стрелять…

К концу занятий, когда заметно спала жара, а солнце уже почти сползло за горизонт, Даудов едва различал цель, а Нина. Павловна опять приказала:

— Стреляй, патронов не жалей!

Один за другим раздались приглушенные высоким валом выстрелы. При осмотре мишени обнаружили целых три пробоины.

Даудов, окрыленный успехом, ринулся было бежать к своим друзьям, чтобы поделиться радостью. Подумать только — три попадания!

— Товарищ ефрейтор! — остановил его голос старшего сержанта. — От мишени не бегают, а уходят четким шагом.

Пришлось сконфуженному солдату вернуться и продемонстрировать, как надо отходить от мишени.

Уже через несколько дней Даудов пошел с Петровой на передний край и открыл свой счет мести. Несколько позднее о нем написали газеты как об одном из способных снайперов. А как же иначе? Ведь он из простой винтовки без оптического прицела сумел за короткий срок уничтожить двенадцать фашистских молодчиков!

В конце августа 1943 года Нина Павловна вместе с Даудовым пошла на задание. Как только стемнело, они пробрались в заранее намеченное местечко. Осмотрелись. Кругом болота, а над ними густой молочный туман. Как огромная шапка, он прикрывал близлежащий кустарник и чахлые березки, среди которых черными силуэтами проглядывали сосны и ели.

Время от времени над вражескими окопами и ничейной полосой взлетали ракеты, ярко освещая местность. Когда они гасли, темнота становилась на какое-то время еще гуще, плотней. Окапывались поочередно, так было удобней. Пока Нина Павловна оборудовала свое снайперское гнездо, Георгий ни на секунду не закрывал глаз, прислушивался к каждому шороху. Даудов хорошо помнил слова старшего сержанта, что снайпер потому и зовется снайпером, что может мгновенно и мастерски вносить все необходимые поправки для стрельбы, чтобы поражать врага наверняка и первой пулей, ибо второго выстрела может и не быть.

Погода была теплой, сухой и безветренной. Ожидали рассвета, и вот он наконец наступил. На востоке снова, как и бесчисленное количество раз, заалела, заулыбалась утренняя заря.

— Скоро появятся фашисты, у них распорядок строгий, — шепнул Георгий и посмотрел в сторону Петровой.

Через некоторое время до их ушей со стороны вражеских окопов донесся негромкий звон котелков. В это же время из землянки выскочил раздевшийся до пояса гитлеровец. Его загорелая грудь отливала на солнце медью.

Он потянулся, повесил полотенце на колышек, что был забит рядом.

Даудов посмотрел на Нину Павловну, но она отрицательно покачала головой.

Немец взял кружку, зачерпнул в нее воды и позевал блаженно. Из землянки выскочил второй, но этот был в рубашке, плотно прилегавшей к телу, и в подтяжках с блестящими на солнце застежками.

— Давайте их по одному щелкнем, — предложил нетерпеливый Даудов. Будь он один, давно бы уже снял обоих.

Тот, что в подтяжках, определила Петрова, наверняка офицер. Ее тоже одолевал соблазн израсходовать по патрону, но выдержка брала верх.

Денщик подал офицеру мыло, полил на руки из кружки, и тот стал, фыркая, намыливать лицо.

— Сначала надо снять офицера, — заявил Даудов, — птица, видать, важная.

— Нет!

Когда офицер изрядно намылил свое лицо, Петрова приказала:

— Давай по денщику! Теперь офицер ничего не видит.

Сухо треснул выстрел. Денщик бесшумно рухнул.

Намыленный офицер тянул к денщику сложенные ковшиком ладони. Потом стал чертыхаться.

Еще выстрел. Даудов был доволен. За одно утро — два фашиста. День-то только начинался.

Они отползли в сторону на запасную позицию, и Нина Павловна сделала Георгию внушение:

— Ты, сынок, помни, что для снайпера самое главное — это спокойствие, а скорость да поспех — это людям на смех!

Вскоре немцы разобрались, в чем дело. С их стороны послышался характерный и хорошо известный неприятный свист. Даудов и Петрова глубоко втянули головы в плечи. На самой высокой ноте свист внезапно оборвался, и тут же послышался оглушительной силы взрыв, а за ним второй, третий… Снаряды ложились кучно. От каждого взрыва вверх подымались огромные столбы сухой коричневой земли вперемежку с ветками деревьев, старыми полусгнившими пеньками и травой.

Стрельба закончилась быстро, но тут «взяла слово» наша артиллерия.


Рекомендуем почитать
Том 3. Песнь над водами. Часть I. Пламя на болотах. Часть II. Звезды в озере

В 3-й том Собрания сочинений Ванды Василевской вошли первые две книги трилогии «Песнь над водами». Роман «Пламя на болотах» рассказывает о жизни украинских крестьян Полесья в панской Польше в период между двумя мировыми войнами. Роман «Звезды в озере», начинающийся картинами развала польского государства в сентябре 1939 года, продолжает рассказ о судьбах о судьбах героев первого произведения трилогии.Содержание:Песнь над водами - Часть I. Пламя на болотах (роман). - Часть II. Звезды в озере (роман).


Блокада в моей судьбе

Книга генерал-лейтенанта в отставке Бориса Тарасова поражает своей глубокой достоверностью. В 1941–1942 годах девятилетним ребенком он пережил блокаду Ленинграда. Во многом благодаря ему выжили его маленькие братья и беременная мать. Блокада глазами ребенка – наиболее проникновенные, трогающие за сердце страницы книги. Любовь к Родине, упорный труд, стойкость, мужество, взаимовыручка – вот что помогло выстоять ленинградцам в нечеловеческих условиях.В то же время автором, как профессиональным военным, сделан анализ событий, военных операций, что придает книге особенную глубину.2-е издание.


Над Кубанью Книга третья

После романа «Кочубей» Аркадий Первенцев под влиянием творческого опыта Михаила Шолохова обратился к масштабным событиям Гражданской войны на Кубани. В предвоенные годы он работал над большим романом «Над Кубанью», в трех книгах.Роман «Над Кубанью» посвящён теме становления Советской власти на юге России, на Кубани и Дону. В нем отражена борьба малоимущих казаков и трудящейся бедноты против врагов революции, белогвардейщины и интервенции.Автор прослеживает судьбы многих людей, судьбы противоречивые, сложные, драматические.


Черно-белые сны

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


И снова взлет...

От издателяАвтор известен читателям по книгам о летчиках «Крутой вираж», «Небо хранит тайну», «И небо — одно, и жизнь — одна» и другим.В новой книге писатель опять возвращается к незабываемым годам войны. Повесть «И снова взлет..» — это взволнованный рассказ о любви молодого летчика к небу и женщине, о его ратных делах.


Морпехи

Эта автобиографическая книга написана человеком, который с юности мечтал стать морским пехотинцем, военнослужащим самого престижного рода войск США. Преодолев все трудности, он осуществил свою мечту, а потом в качестве командира взвода морской пехоты укреплял демократию в Афганистане, участвовал во вторжении в Ирак и свержении режима Саддама Хусейна. Он храбро воевал, сберег в боях всех своих подчиненных, дослужился до звания капитана и неожиданно для всех ушел в отставку, пораженный жестокостью современной войны и отдельными неприглядными сторонами армейской жизни.