Снадобье викингов - [6]

Отопление в квартире паровое. Видимо, провели его недавно: трубы парового отопления еще не покрашены, кое-где имеют следы ржавчины. Присели на предложенные стулья. Наступила неловкая пауза.

— А что, отопление-то провели у вас недавно? — спрашиваю я, чтобы как-то начать разговор.

— Да месяца два тому назад, — отвечает с неохотой Василина Ивановна. — Вот трубы не крашу. Думаю, весной, к майским праздникам, ремонтом заняться. Тогда уж всю квартиру приведу в порядок. Сейчас же не нарадуюсь теплу. Ни дров тебе не надо, ни топить.

— Это вы правы, — вступает в разговор Антон Алексеевич, — с паровым отоплением и чище и лучше, чем с печами.

— Конечно. Бывало, раньше придешь с работы, начинаешь печь топить, а потом только ужин готовить. К утру опять холодно бывает. Теперь же целый день тепло.

Василина Ивановна явно ждет, когда мы уйдем, и только правила гостеприимства не позволяют ей указать нам на дверь.

Вновь воцарилось молчание. Слышно, как тикают ходики на стене. Залаяла во дворе собака. Чтобы вызвать к себе расположение хозяйки, спрашиваем ее, где она взяла такую хорошую собаку. Василина Ивановна с улыбкой подробно начинает рассказывать о ее достоинствах. Кажется, наша уловка удалась. В комнате как будто посветлело.

— Ведь она мне вроде как дитя, — закончила Сергеева свой длинный монолог о мохнатом друге. — Что же это я сижу? — спохватилась она. — Чай-то надо поставить. В дороге, небось, замерзли. А шофер у машины остался?

— Да нет, мы его отпустили домой. Время рабочее у него закончилось, — отвечает Антон Алексеевич.

— А вы что же, касатики, в вечернюю смену вышли? — шутит хозяйка.

— Да нам не привыкать!

На некоторое время Василина Ивановна покидает нас. Слышится звон стаканов на кухне. Возвратившись, она торопливо накрывает на стол. Действительно, выпить стакан чаю в такой мороз не мешает. Да и время уже позднее.

Замечаю, что Антон Алексеевич внимательно следит за каждым движением хлопочущей у стола хозяйки. Видимо, наш инспектор заметил что-то интересное. Начинаю присматриваться и я.

За чаем беседа проходит непринужденно. Видно, мы чем-то расположили хозяйку к себе. Однако мы чувствуем, что Василина Ивановна продолжает вести себя довольно робко, смущается по всякому незначительному поводу (пролила чай на скатерть, чайные ложки разные, хлеб нарезала неаккуратно). Нам кажется, она стыдится того, что не может нас угостить «вкусненьким», постоянно приговаривает: «Если бы я знала, что вы приедете…» и т. д. Мы успокаиваем ее, говоря, что стол у нее накрыт как надо и все необходимое к чаю есть. Наши замечания она воспринимает как-то своеобразно: при них, как и при расспросах о самочувствии, Сергеева то и дело смахивает набегающую слезу. Понимая состояние нашей хозяйки, мы тут же меняем тему разговора.

…Василина Ивановна много лет работала на почте. Осенью прошлого года она получила эту квартиру, куда переехала охотно.

— То ли хвороба ко мне привязалась какая, то ли возраст мой такой, но как только наступило похолодание, стала чувствовать я себя очень нехорошо. Это продолжалось всю зиму. Вначале я даже думала, что от печки угораю. Вызывала печника, он осмотрел ее, печку-то, и сказал, что особых недостатков нет. Дымоход почистил. Да что говорить-то, я вам тогда в исполкоме о болячках-то все рассказала.

— Простите, Василина Ивановна, — обратился к ней Антон Алексеевич, — но я попрошу вас хотя бы кратко повторить.

— Ну, что я могу повторить? — сказала хозяйка, снова как бы невзначай вытирая набежавшую слезу. — Трудно мне стало работать. Немного поработаю — и какая-то тяжесть наваливается. Стала очень утомляться. И то болит, и это. Вот и начала обращаться то к одному врачу, то к другому. Однако пользы-то нет. Чувствую, что не верят они мне. Все какой-то «sanus» в карточке выводят.

— А вы откуда иностранные буквы-то знаете?

— Да как же? Я ведь на почте работала, а письма и из-за рубежа, то есть из-за границы приходят. Мы и учили иностранный шрифт, чтобы суметь прочитать адрес и фамилию адресата. В общем, пила я то одно лекарство, то другое. А чувствую, все хуже и хуже мне становится. Вы на меня не обижайтесь, но настроение у меня очень быстро меняется, то весело, а то хоть плачь. Летом-то убрали у меня в квартире печь. Радовалась я, думала: как хорошо будет — ни дыму, ни копоти. Однако рано радовалась. Сначала, как только провели отопление, никаких изменений я не замечала. Но вот в связи с холодами топить стали, и я почувствовала себя еще хуже, чем при печке. Надеялась, пройдет все это, однако не проходило. Вот и обратилась к вам. А доктор, к которому вы направили, как дурочке, стал мне всякие капли давать нюхать. Вот я хлопнула дверью и ушла.

— Разве можно так поступать? — спрашиваю Василину Ивановну.

— А вы, видать, беспокойные, раз в такую-то погоду меня разыскали, — говорит она, пытаясь уйти от ответа на заданный мною вопрос. — Может, кто из наших пожаловался? Я-то на такое дело не пойду.

— Ну, что вы! Никто не жаловался. Просто приехали навестить вас. Расскажите нам, что произошло с тех пор, как вы у нас были? Лучше стало или хуже?

— Да что вы, касатики, от чего лучше-то станет? Я даже работу сменила.