Сначала женщины и дети - [66]

— Я хотел бы познакомить вас с матерью и сестрой, — промолвил он. — Вы не имеете ничего против? Я могу устроить это в ближайшее время.

— С большим удовольствием, — ответила она, но потом прикусила губу. Если бы это было ни к чему не обязывающее ухаживание… Но Роберт воплощал в себе все, что только она мечтала увидеть в мужчине. Однако между ними стояла такая огромная ложь! Пока что ей удавалось прятать голову в песок, но момент, когда их отношения прервутся, а может быть, прекратятся навсегда, неумолимо приближался.

Глава 41

По воскресеньям, в свой выходной день, Редж изучал город. Каждую неделю он выбирал новый участок и улица за улицей запоминал его наизусть. Он катался по подвесной железной дороге, паровые двигатели которой дымили по всему Манхэттену, и если открыть окно, в него летела сажа. Он ходил смотреть на строительство Вулвортского небоскреба, огромного собора с гаргульями[12] на крыше. Кто-то сказал ему, что это будет самое высокое здание в мире. С земли можно было разглядеть рабочих, балансирующих на узких мостках на высоте в сотню метров. Редж содрогался при мысли, что будет, если кто-нибудь из них сорвется вниз.

Он заметил, что эмигранты одной национальности держатся вместе в районах, где продается родная им еда: евреи из Восточной Европы жили в Нижнем Ист-Сайде; итальянцы — в нескольких кварталах от них, в Маленькой Италии; греки — в Астории. Проходя через места их обитания, почти никогда не услышишь английскую речь, а воздух там пропитан запахами чеснока и оливкового масла, почти как у Реджа дома.

Бродить по улицам ему было одиноко, но он не хотел оставаться в меблированных комнатах, где Тони и другие официанты обычно играли в карты, пили пиво или виски. Он не принимал их дружбу и все глубже погружался в себя, в который раз переживая произошедшее на «Титанике». Он начал читать отчеты о расследовании в американском сенате и, взяв первую же газету, не смог оторваться. Это было как наваждение. Он должен был узнать всё. Он хотел получить ответ на самый главный вопрос: почему? Почему погибли все эти люди? Почему умер Джон?

Редж прочитал несколько статей про дискриминацию по отношению к пассажирам третьего класса и испытал жгучий стыд, узнав, как мало их добралось до шлюпочной палубы. Внизу было меньше стюардов, и они реагировали на ситуацию слишком медленно. Пассажиры третьего класса жаловались, что ворота на лестницы были заперты, но это, скорее всего, свидетельствовало о том, что люди пошли не туда, куда надо. На пути Реджа запертыми оказались лишь те ворота, за которыми находился Финбар, да и то они не вели в зону пассажирских кают. Хотя порой задвижки на этих воротах открывались с трудом. И почему он не пошел помогать пассажирам третьего класса, вместо того чтобы слоняться без толку в первый час после столкновения?

Он прочитал отчет второго помощника Лайтоллера о том, как загружались спасательные шлюпки и как позже тот организовал людей на перевернутой лодке, чтобы предотвратить ее опрокидывание. В глазах Реджа он был полубогом, одним из истинных героев той ночи. Ему очень хотелось встретиться с Лайтоллером и попросить у него совета, как жить дальше. Разумеется, он не мог так рисковать, потому что в этом случае пришлось бы признать, что он присвоил чужое имя. Это точно было незаконным делом. Редж не имел представления об условиях содержания в американских тюрьмах, но рисовал себе мрачные диккенсовские камеры, где заключенные сидят на хлебе и воде, прикованные цепями к стенам.

В списках «Уайт Стар Лайн» Джон Хитченс значился живым, а Редж Партон — погибшим. Они уже прислали бумаги на имя Джона в ресторан «Шерри», приложив к ним месячную зарплату в три фунта и десять шиллингов в качестве выходного пособия. Редж заглянул в бумаги, там была проставлена дата рождения Джона, его личный номер и адрес, по которому он проживал в Саутгемптоне. Пошлет ли «Уайт Стар Лайн» последнюю зарплату Реджа его матери? Он на это рассчитывал. Ей придется туго без его денежной помощи.

А что будет делать Флоренс? Он понимал, что должен ей написать как можно скорей, — эта мысль буквально сжигала его. Но что он мог ей сказать? Просить, чтобы она приехала к нему в Нью-Йорк? Да, ему ужасно этого хотелось. Но ей негде было бы остановиться, и он не в состоянии обеспечить их двоих. Редж чувствовал себя лишь оболочкой, оставшейся от себя прежнего. Как она могла любить человека, который спасся сам, но не смог спасти мальчика? Когда она об этом узнает, ее мнение о Редже изменится.

Как-то раз Редж гулял по Бэттери-парку на южной оконечности Манхэттена. Он присел на скамейку и глядел на статую Свободы и подернутые дымкой воды Атлантики, испытывая внутренний дискомфорт от близости океана. Он знал, что до статуи можно добраться на пароме, и где-то слышал, что внутри у той есть лестница, по которой можно подняться на смотровую площадку, расположенную в короне. Ему очень хотелось насладиться роскошным видом, открывающимся с высоты, но сама мысль о том, что придется плыть на пароме, приводила в ужас. Редж больше никогда не допустит, чтобы у него под ногами оказалась вода. Едва представив это, ему уже начинало казаться, что он тонет под нарастающий в ушах шум воды. Похоже, ему придется навсегда остаться в Америке. Но пока что он совсем не чувствовал себя тут как дома. Непривычная еда, некоторые блюда просто тошнотворны: взять хотя бы овсянку, которая прилипала к зубам. Табак был слишком крепким и резким, и Реджу никак не удавалось подобрать сорт по вкусу. И говорили местные как-то странно. «Ты какой-то синий сегодня», — сказал ему однажды Тони, имея в виду его мрачный вид. «Долбанулся котелком об дверь сортира», — сообщил ему Пол, и, только увидев, что тот трет голову, Редж понял, о чем вдет речь. Все было каким-то искусственным, непостоянным. «Со временем станет легче», — говорил он себе. Должно стать.