Смысл жизни: учебное пособие - [13]

• Волны боли — от противоестественности твоего физического исчезновения из нашего дома (9 апреля).

• Ты — лучшее, что было в моей жизни. Ты и книги (15 апреля).

• Я как жил с тобой, так и буду жить с тобой до конца своих дней (17 апреля).

• Каждую минуту я ощущаю твоё присутствие в доме. Время от времени я слышу твой голос. То иронический, то одобрительный, то поучающий, то весёлый. Но всегда с болью я чувствую твоё страдание. Ты верила, что не умрёшь. Смерть недоступна сознанию (24 апреля).

• Ф.И. Тютчев писал своей Лёле стихи, а я, видишь ли, стеснялся говорить тебе о своей любви. Олух царя небесного!

• Что может быть бедственнее прощания с жизнью?

• Какая глупость, что мы не родили дочь! Она напоминала бы мне о тебе (30 апреля).

• В последние годы ты чувствовала себя глубоко несчастной. Но во время болезни поняла, что была счастливой (7 мая). Переключая каналы на ТВ, я спрашивал:

— Оставить?

— Как хочешь.

Раньше ты не была такой сговорчивой.

• Идут за днями дни, и каждый день приносит мне боль.

• Из своих книг я пытаюсь соорудить укрытие, где я смог бы прятаться от мира, в котором тебя нет вот уже ровно восемь месяцев (8 мая).

• Когда обыденная действительность врывается в моё одиночество и будоражит душу, я обращаюсь за помощью к тебе. Вот и сегодня ты говоришь мне: «Всё это так ничтожно…» (12 мая).

• В нашей «гугнивой родимой матушке России» (А.А. Блок) трудно найти человека, закончившего свою жизнь без груза накопившихся обид. Со своим грузом обид закончила свою жизнь и ты.

• Вчера в первый раз посмотрел съёмки, которые Арсений сделал за четыре дня до твоей смерти. Ты уже была без сознания. Руки ходили ходуном — вверх, вниз, вверх, вниз… С каким тягостным трудом из тебя выходила жизнь!

• Тучи твоей смерти не рассеются надо мной никогда.

• Тоска и жалость сливаются в горе воедино и рождают невыносимое, безысходное страдание. Это страдание доводит меня «до чего-то такого, чему и имени нет ни на каком человеческом языке» (Ф.И. Тютчев) (17 мая).

• Раньше я всё больше думал о своей смерти, а теперь — о твоей. Думы о ней делают меня отрешённее от мира, загоняют в келью схимника. С той разницей, что схимник удаляется от мира для соединения с Богом, а я — для соединения с тобой.

• Тебе оставалось до смерти четыре шага, а ты боялась остаться без работы. Живой живое и думает (18 мая).

• Вчера тебе позвонила какая-то таинственная дама из общежития № 8 (я так и не добился от неё, чтобы она представилась). Значит, не для всех ты умерла.

• Чудеса! Ты мне приснилась молоденькой девчонкой.

• Я, Лариса, продолжаю жить с тобой. Смотрю на этот мир не только своими глазами, но и твоими. А мир этот сама знаешь какой: кругом одни шуты гороховые (19 мая).

• Сделал картошку и вспомнил, как ты меня попросила привезти тебе в реанимацию жареной картошки. Они тебя, измождённую, не кормили четыре дня. Как относиться к нашей медицине? (22 мая).

• Вот, Лариса, и лето пришло. Без тебя. Какая нелепость! (1 июня).

• Перед смертью ты много спала, а я, дурак, думал, что это хорошо.

• Ты тщательно почистила зубы даже в последний сознательный день твоей жизни (7 июня).

• Мне легче жить, когда я веду себя так, будто мы продолжаем жить вместе, будто ты живая (8 июня).

• В какие моменты я ловлю себя на мысли, что на моём лице выражение твоего? На кухне, когда лежу в постели, когда сижу на балконе, перед зеркалом… — повсюду, где я внимательно наблюдал за тобой, стараясь запомнить на всю жизнь.

• С помощью науки люди научились творить чудеса, но, несмотря на все гигиенические и медицинские ухищрения, они по-прежнему беспомощны перед смертью.

• Видел тебя во сне жалко плачущей (12 июня).

Я нашёл собратьев по горю — А.И. Герцена, Ф.И. Тютчева, А.Ф. Лосева, К.И. Чуковского, Г.К. Жукова. Все они пережили своих любимых женщин. Первый — на 18 лет, второй — на 9, третий — на 35, четвёртый — на 14, пятый — на 7 месяцев. Смерть самых дорогих для них людей захватила А.И. Герцена в 40 лет (1852), Ф.И. Тютчева — в 60 (1864), А.Ф. Лосева — в 60 (1954), К.И. Чуковского — в 73 (1955), Г.К. Жукова — в 78 (1973). Моими ближайшими «соседями» здесь оказались Ф.И. Тютчев и А.Ф. Лосев.

Только безнадёжно бесчувственный человек может без слёз читать у А.И. Герцена строки о смерти его Натали: «Минутами она приходила в полусознание, явственно говорила, что хочет снять фланель, кофту, спрашивала платье — но ничего больше.

Я несколько раз начинал говорить; мне казалось, что она слышит, но не может выговорить слова, будто выражение горькой боли пробегало по лицу её.

Раза два она пожала мне руку, не судорожно, а намеренно — в этом я совершенно уверен. Часов в шесть утра я спросил доктора, сколько остаётся времени: „Не больше часа“.

Я вышел в сад позвать Сашу. Я хотел, чтоб у него остались навсегда в памяти последние минуты его матери. Всходя с ним на лестницу, я сказал ему, какое несчастие нас ожидает, — он не подозревал всей опасности. Бледный и близкий к обмороку, взошёл он со мной в комнату.

— Станем рядом здесь на коленях, — сказал я, указывая на ковёр у изголовья.

Предсмертный пот покрывал её лицо, рука спазматически касалась до кофты, как будто желая её снять. Несколько стенаний, несколько звуков, напомнивших мне агонию Вадима, — и те замолкли. Доктор взял руку и опустил её, она упала, как вещь.