Смута в России. XVII век - [19]

«Дело Романовых» началось с доноса «казначея» Второго Бартенева, служившего во дворе у боярина Александра Никитича Романова. Виною всему оказались мешки с «корением», найденные в боярском доме (подложенные Бартеневым в «казну» по версии бояр Романовых). Известно, что расправа над всем романовским родом была тяжелой. Но попробуем выступить адвокатом Бориса Годунова и рассмотрим сам процесс отдельно от очевидных, но не доказуемых сегодня обвинений царя в умысле на Романовых. Причем для защиты придется использовать не официальный акт о наказании Романовых, а то, что мы знаем из «Нового летописца» и других враждебных царю Борису Годунову источников. Комплекс документов, известных после публикации в «Актах исторических» в 1841 году как «Дело о ссылке Романовых»[86], относится, по правовой терминологии, к исполнению наказания. Самый ранний документ в этом «Деле» датируется 30 июня 1601 года.

Второй Бартенев действовал по указке небезызвестного Семена Годунова, указания которому, якобы, передавал царь Борис Годунов. Но, как видно из дела датского королевича Иоганна, малосимпатичные качества Семена Годунова могли быть вполне перенесены на его царствующего родственника. Когда началось следствие, на двор к Романовым был послан окольничий Михаил Глебович Салтыков, чья служба, видимо, не будет забыта, и уже в 1601-м году он получит боярство. Но, как и в случае с делом царевича Дмитрия, когда главою следственной комиссии был назначен член разгромленного боярского клана князь Василий Иванович Шуйский, формально можно говорить о стремлении царя Бориса соблюсти беспристрастность расследования. Насколько известно, приезд окольничего Михаила Глебовича Салтыкова на романовский двор на Варварку и изъятие им мешков с «корением» не поминался ему через десять лет, когда он действовал в одной партии с Романовыми.

Дело бояр Романовых, связанное с неким «волшебством», подлежало не царской, а духовной юрисдикции[87]. Поэтому, как и положено, следствие велось патриархом Иовом: «и привезоша те мешки на двор к патриарху Иеву и повеле собрати всех людей и то корение из мешков повеле выкласти на стол, что будто то корение вынято у Олександра Никитича и тово довотчика Фторово поставиша ту в свидетели». Публичное разбирательство дела вызвано не только чрезвычайным поводом: подозрение падало на одну из первых боярских семей в государстве. На двор к патриарху «приведоша» всех братьев Романовых, начиная со старшего Федора Никитича Романова, который и должен был ответить за весь род. Боярская дума приняла самое активное участие на стороне обвинения, и Романовы ничем не могли оправдаться: «Бояре же многие на них аки зверие пыхаху и кричаху. Они же им не можаху что отвещевати от такова многонародного шума». Вряд ли Федор и Александр Никитичи молчали из-за того, что не могли перекричать толпу. Для них, очевидцев и участников многих опальных дел, видимо, не оставалось сомнений, что пришел их черед.

За полвека доминирования в Боярской думе род Романовых имел самые устойчивые позиции, обеспеченные им родством с первой женой царя Ивана Грозного Анастасией Романовной. Ее брат и царский шурин Никита Романович при других обстоятельствах мог быть таким же правителем, как и Борис Годунов. Первенствующее положение в Думе Никиты Романовича было неоспоримо. Его детей Федора, Александра, Василия, Михаила и Ивана, которых на Москве ласково звали Никитичами, любили как наследников заслуженного рода и детей известного боярина, оставившего по себе память даже в исторических песнях. У правителя Бориса Годунова был «завещательный союз дружбы» с Никитой Романовичем, умершим в самом начале царствования Федора Ивановича. Об этом союзе писал близкий к Романовым человек — князь Иван Михайлович Катырев-Ростовский, и ему можно верить. Борис Годунов, когда был правителем Московского государства, выполнял условия этого завещания. Федор Никитич Романов первым получил боярский чин и заседал в Думе. Александр Никитич Романов попал в Боярскую думу самым первым, по воцарении Бориса Годунова. И от всего этого царь отказывался и обрушивал свой гнев даже не на одних старших братьев Романовых, с которыми он при послушной Думе, мог справиться и раньше, а на весь романовский род вместе с ближайшими родственниками.

«Новый летописец» рассказывал о начавшемся следствии: «Федора же Никитича з братьею подаваша за приставы и повелеша их крепити; сродников же их: князь Федора Шестунова и Сицких молодых и Карповых роздаша за приставы ж. По князя Ивана же Васильевича Сицкова послаша в Острохань и повелеша его привести и с княгинею и з сыном к Москве сковав. Людей же их, кои за них стояху, поимаша. Федора ж Никитича з братьею и с племянником, со князь Иваном Борисовичем Черкаским, приводите их не одиново к пытке. Людей же, раб и рабынь, пытаху розными пытками и научаху, чтоб они что на государей своих молвили. Они же отнюдь не помышлякяце зла ничего и помираху многие на пытках, государей своих не оклеветаху. Царь же Борис, видя их неповинную крове, державше их на Москве за приставы многое время; и, умысля на конешное их житие, с Москвы посылаше по городом и монастырем»