Смута в России. XVII век - [21]
Следующая опала постигла окольничего Богдана Бельского. Царю Борису Федоровичу поступил донос от «немцев» о том, что его окольничий ведет себя в новопостроенном городе Цареве-Борисове как удельный князь, и даже дерзнул высказаться, «что он теперь царь в Борисграде, а Борис Федорович — царь в Москве»[94]. В Московском государстве никогда не прощали вольное обращение с царским именем и титулом. Если окольничий Богдан Бельский действительно высказался в таком ключе, то это могло стать законным основанием для начала политического расследования о «слове и деле государевом». Возможная неосторожность забывшегося в донских землях окольничего, действительно, имевшего основания чувствовать себя на вершине местной власти в этом отдаленном пограничье, опять оказалась выгодной царю Борису Годунову. За Богданом Бельским — любимцем царя Ивана Грозного — имелся давний грех. В 1584 году, после смерти царя Ивана Васильевича, в Москве произошло выступление против Бельского, обвиненного и в отравлении самого Грозного царя, и в умысле на его царских детей, и в том, что сам хотел воцариться[95]. Правитель Борис Годунов, хотя и был когда-то в приятельских отношениях с опальным Богданом Бельским, больше не допускал его влиять на дела в Москве. Во время династического кризиса 1598 года Богдан Бельский, по всей видимости, поддержал Романовых. Есть даже свидетельство о том, что его кандидатура тоже рассматривалась в качестве претендента на престол после царя Федора Ивановича, но эта версия выглядит слишком уж фантастичной. Дарованный Богдану Бельскому чин окольничего, как оказалось не отменил какие-то честолюбивые мечты Богдана Бельского. Царь Борис Годунов правильно не оставил своей подозрительности к нему и отослал строить Царев-Борисов. В 1601 году пришел час расправы с тем, кто по справедливости ее заслужил. Опять было следствие и опять, как и в деле Романовых, по обещанию царя Бориса Годунова, данному при вступлении на престол, не было смертной казни. Но некоторые детали все же выдают застарелую неприязнь. Царю Борису Годунову оказалось мало полагавшейся для обвиненных в государственных преступлениях конфискации имущества и ссылки. По словам Конрада Буссова, царь приказал служившему в его иноземной охране «шотландскому капитану по имени Габриель… вырвать у самозванного царя пригоршнями всю густую длинную бороду». О том, что Богдана Бельского унижали «многими позоры» сообщал и «Новый летописец»[96]. Это серьезное унижение, как оказалось впоследствии, не было забыто Бельским. В московской толпе, громящей Годуновых перед вступлением в Москву самозваного царевича Дмитрия Ивановича, обвиняющий голос этого окольничего был очень слышен.
«Царево-Борисовское» дело имело эхом еще одно следствие, коснувшееся других участников давних событий, разыгравшихся после смерти царя Ивана Грозного в 1584 году. Тогда, по сообщениям источников, рязанские дворяне Ляпуновы, примкнули к восставшим москвичам — посадским людям, выкатывали царь-пушку, чтобы разбомбить Фроловские (Спасские) ворота Кремля, если им не выдадут на расправу Богдана Бельского (двор Богдана Бельского был одним из немногих дворов светских лиц, находившихся в Кремле): «Приидоша же и приступиша х Кремлю и присташа к черни рязанцы Ляпоновы и Кикины и иных городов дети боярские и оборотиша царь-пушку ко Фроловским воротам и хотеша выбита ворота вон»[97]. Правитель Борис Годунов расправился с самоуправными провинциальными выскочками Ляпуновыми тотчас по смерти Грозного царя, но не оставил их «вниманием» и при своем царствовании.
После смены главного царево-борисовского воеводы окольничего Богдана Бельского возникло дело о провозе «заповедных товаров» на Дон. Само по себе оно было достаточно рядовым, но упоминание об этом вошло в разрядные книги. Причина состояла в продолжении сыска о злоупотреблениях Богдана Бельского, снова затронувшего и Ляпуновых. Рязанские дворяне были на службе, когда строился Царев-Борисов и обязаны были сообщить все, что знали о недозволенной торговле с донскими казаками: «хто на Дон донским атаманом и казаком посылали вино и зелье, и серу, и селитру, и свинец, и пищали, и пансыри, и шеломы, и всякие запасы, заповедные товары в нынешнем году, и как стал Царев-Борисов город, и из ыных городов?» Дворяне и дети боярские упоминали в сказках в феврале 1604 года о доходивших слухах о том, как «во ста первом на десять [1601–1602] году… Захарей Ляпунов вино на Дон козакам продовал, и пансырь, и шапку железную продовал». Имена Ляпуновых и Богдана Бельского снова оказались рядом, так как рязанцев обязали также донести об известных им случаях запрещенной торговли с Доном и в более ранее время при строительстве Царева-Борисова города. Они же отговаривались: «а в прошлом сто осмом году, как ставили Борисов город, а мы были с Богданом Бельским да с Семеном с Олферьевым, и мы, государь, в тех годах ничего не ведаем»
Люди, приближенные к царствующим особам, временщики и фавориты имелись во все эпохи, независимо от того, как назывался правитель: король, царь или император. Именно они зачастую творили политику, стоя за спиной монарха или обсуждая с ним с глазу на глаз самые злободневные государственные вопросы. На Руси их называли «ближними людьми». О трех таких «ближних людях» XVII столетия рассказывает в своей новой книге известный историк Вячеслав Николаевич Козляков. Героями книги стали «первый боярин» царя Михаила Федоровича князь Иван Борисович Черкасский, воспитатель царя Алексея Михайловича боярин Борис Иванович Морозов и «великий канцлер», «русский Ришелье» Артамон Сергеевич Матвеев.
Царь Алексей Михайлович — главный человек XVII века в России. В его судьбе сошлись начала и концы столетия, названного «бунташным», а прозвище первого наследника династии Романовых у современников оказалось — «Тишайший». Обычно если его и вспоминают, то как отца Петра Великого: действует магия контраста двух веков — XVII и XVIII. Но ведь и само тридцатилетнее царствование Алексея Тишайшего (1645–1676) стало эпохой великого переустройства. Центральные его события — так называемое «воссоединение» России с Белоруссией и Украиной (увы, как выясняется, совсем не «навеки») и почти забытая ныне Русско-польская война 1654–1667 годов, предопределившая исходную расстановку сил в международных отношениях, доставшуюся Петру I, и сделавшая возможным «европейский выбор» России.
Смута, однажды случившись, стала матрицей русской истории. Каждый раз, когда потом наступало «междуцарствие», будь то 1917 или 1991 год, разрешение вопроса о новой власти сопровождалось таким же стихийным вовлечением в историю огромного числа людей, разрушением привычной картины мира, политическим разделением и ожесточением общества. Именно по этой причине Смутное время привлекает к себе неослабевающее внимание историков, писателей, публицистов, да и просто людей, размышляющих о судьбах Отечества.Выбрав для своего рассказа три года, на которые пришелся пик политических потрясений первой русской Смуты, — с 1610 по 1612/13 год, — автор книги обратился к биографиям главных действующих лиц этого исторического отрезка.
Марина Мнишек – одна из самых ярких фигур русской Смуты начала XVII века. Полька, ставшая женой двух самозванцев и первой венчанной на царство русской «императрицей», она сумела вызвать к себе жестокую ненависть своих подданных. Ее считали главной виновницей всех бед и несчастий, обрушившихся на Русское государство, воплощением зла, еретичкой и даже колдуньей. Автор книги, опираясь на документы из русских и польских архивов, попытался дать более взвешенный портрет Марины, взглянуть на нее не столько как на злодейку, сколько как на жертву трагических обстоятельств, а заодно задаться вопросом: что именно сумела привнести в русскую историю эта незаурядная женщина? Молодая гвардия, 2005.
Россия после Смуты — главная тема этой книги. Царь Михаил Федорович, основатель династии Романовых, правившей Россией более трехсот лет, взошел на престол пятнадцатилетним отроком и получил власть над разоренной, истекающей кровью и разорванной на части страной. Как случилось так, что Россия не просто выжила, но сумела сделать значительный шаг вперед в своем развитии? Какова роль в этом царя Михаила Федоровича? Соответствует ли действительности распространенное в литературе мнение, согласно которому это был слабый, безвольный правитель, полностью находившийся под влиянием родителей и других родственников? И в какой мере это было благом или, наоборот, несчастьем для России? Автор книги дает свои ответы на эти и другие вопросы.
Этот человек имел несколько имен. В разное время его знали то как Юшку Отрепьева, то как чернеца Григория, то как царевича, а затем царя и великого князя Дмитрия Ивановича, сына и наследника Ивана Грозного, то как «Расстригу» и «Самозванца», лишенного даже имени и изверженного из мира. Летописи как минимум трижды сообщают о его смерти, и всякий раз смерть эта влекла за собой беды и потрясения для Московского государства. Не имевший шансов даже приблизиться к вершинам власти, он занял в конце концов престол московских государей и был венчан и помазан на царство православными иерархами с соблюдением всех священных обрядов.
Книга Волина «Неизвестная революция» — самая значительная анархистская история Российской революции из всех, публиковавшихся когда-либо на разных языках. Ее автор, как мы видели, являлся непосредственным свидетелем и активным участником описываемых событий. Подобно кропоткинской истории Французской революции, она повествует о том, что Волин именует «неизвестной революцией», то есть о народной социальной революции, отличной от захвата политической власти большевиками. До появления книги Волина эта тема почти не обсуждалась.
Эта книга — история жизни знаменитого полярного исследователя и выдающегося общественного деятеля фритьофа Нансена. В первой части книги читатель найдет рассказ о детских и юношеских годах Нансена, о путешествиях и экспедициях, принесших ему всемирную известность как ученому, об истории любви Евы и Фритьофа, которую они пронесли через всю свою жизнь. Вторая часть посвящена гуманистической деятельности Нансена в период первой мировой войны и последующего десятилетия. Советскому читателю особенно интересно будет узнать о самоотверженной помощи Нансена голодающему Поволжью.В основу книги положены богатейший архивный материал, письма, дневники Нансена.
«Скифийская история», Андрея Ивановича Лызлова несправедливо забытого русского историка. Родился он предположительно около 1655 г., в семье служилых дворян. Его отец, думный дворянин и патриарший боярин, позаботился, чтобы сын получил хорошее образование - Лызлов знал польский и латинский языки, был начитан в русской истории, сведущ в архитектуре, общался со знаменитым фаворитом царевны Софьи В.В. Голицыным, одним из образованнейших людей России того периода. Участвовал в войнах с турками и крымцами, был в Пензенском крае товарищем (заместителем) воеводы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге доктора исторических наук Н. А. Троицкого «1812. Великий год России» впервые предпринят критический пересмотр официозно-советской историографии «Двенадцатого года» с ее псевдопатриотическими штампами, конъюнктурными домыслами, предвзятым истолкованием причин, событий и даже цифири «в нашу пользу». Тщательно воспроизведенная хроника событий, поверенная множественными авторитетными источниками, делает эту книгу особенно ценным пособием по истории Отечественной войны 1812 года.