Смута в культуре Средневековой Руси - [3]
памятника. Хотя подход, направленный на раскрытие логики книжника и общезначимых культурных стереотипов, может выглядеть эклектичным по сравнению с «тотальным» комментированием, этот метод решает принципиально важную исследовательскую задачу: по сути, без выполнения подобной работы понимание источника в тех смысловых границах, которые создал и сознательно очертил сам автор, вряд ли будет достигнуто. Примечательно вместе с тем, что сильные стороны каждой из этих стратегий компенсируют «слабости» другой: реконструкция конвенциональных моделей культуры в контексте авторских объяснительных процедур и последовательное комментирование изучаемого текста могут весьма эффективно дополнить друг друга.
Поиск герменевтических оснований для изучения источников Смуты приводит нас к положениям, сформулированным в рамках исторической феноменологии. Признание имманентной достоверности информации, сообщаемой автором[15] (в отличие от объективистского разграничения «идеологичности» источника и внеположной ему «объективной» реальности), установка на реконструкцию индивидуальных (авторских) и общезначимых (топосных) объяснений в их единстве и в динамике развития, а также исследовательский путь от части (логики источника) к целому (системе представлений, конвенциональным моделям) — те общие принципы, которые представляются необходимыми и будут положены в основу работы.
Очевидно, что общая установка на корректную («беспредпосылочную»[16]) реконструкцию символических оснований и смысловых коллизий изучаемой культуры должна подкрепляться конкретными методологическими приемами. Не менее очевидно в то же время, что никакие методологические приемы не гарантируют обоснованность выводов, точность интерпретаций и полноту наблюдений при анализе материала. Заранее принося читателям извинение за те неточности, которые неизбежно обнаружатся в предлагаемой работе, проясним стратегию, по которой развивается наше исследование.
Герменевтическая работа со средневековым текстом определяется, прежде всего, изучением слов (символов, понятий, устойчивых оборотов), в которых воплощаются объяснительные процедуры его создателя[17]. Язык средневекового книжника полон «темных мест»; уже в силу этого выявление логических связей и реконструкция области очевидностей человека прошлого зачастую начинается с герменевтического анализа тех элементов описания, которые вызывают непонимание у современного читателя. Подобную мысль высказывал Р. Дарнтон: «…пытаясь разобраться в наиболее загадочных местах документов, мы можем распутать целую систему смыслов. Эта нить способна привести нас даже к пониманию удивительного, совсем не похожего на наше мировоззрения»[18]. Необходимыми шагами оказываются здесь раскрытие лексико-семантического поля понятий, использованных автором, изучение топосов (устойчивых / повторяющихся элементов описания)[19], обнаружение и анализ конвенциональных связей (тождественных объяснительных моделей) в памятниках эпохи. Реконструкцию смысловых систем культуры прошлого нередко провоцирует, таким образом, ситуация кризиса интерпретаций. Последний может обнаруживаться в историографии (свидетельствуя о невозможности раскрыть логику источника применявшимися методами) либо возникать при прочтении текста (свидетельствуя о неадекватности восприятия Источниковых смыслов современным историком).
Изучение генезиса, исторического наполнения и смысловой эволюции топосных элементов описания приближает исследователя к реконструкции общезначимых смыслов культуры. В свою очередь, это позволяет вернуться к изучаемому тексту и выявить индивидуальные объяснения его создателя, каждый раз особым образом включающие топосные утверждения. Очевидно при этом, что окончательно прояснить, какое из существовавших объяснений было актуальным для конкретного автора, можно лишь через прямое утверждение на этот счет самого книжника: подверстывание логики текста под наиболее типичную / популярную для изучаемой эпохи модель — зачастую малопродуктивный шаг.
Раскрытие смыслового поля понятий, на которых выстраивалась аргументация текста, необходимо дополняется изучением цитат, приведенных в авторских объяснениях. Вопрос о видах и функциях цитат, как известно, широко разрабатывался в литературоведении, в том числе применительно к древнерусским текстам, в которых значительное количество (в некоторых случаях большинство) фраз могли представлять собой библейские заимствования[20]. Эта проблема будет интересовать нас в семантическом аспекте: в поле внимания окажутся цитаты (в том числе «непрямые» — аллюзии, реминисценции), непосредственно включенные в рассматриваемые объяснительные модели; цитаты, выполняющие по отношению к ним не орнаментальную функцию, но являющиеся ключевым элементом в построении авторской логики (впрочем, разделить подобным — весьма условным — образом цитаты возможно лишь после изучения всего окружающего их контекста).
Особым видом привлечения «чужого текста» в оригинальное средневековое сочинение являются символы — слово или словосочетание, генетически восходящее к Священному Писанию и Преданию. В исторической традиции и в культуре конкретной эпохи символ часто приобретал совершенно разные трактовки; в то же время книжник далеко не всегда стремился актуализировать исходное значение (одно из существующих значений) символа в конкретном контексте. Последнее относится ко всем видам цитат, которые зачастую использовались в виде устойчивых формул описания, не включенных в непосредственное объяснение событий и не предполагавших апелляцию к скрытому смысловому полю.
Книга представляет собой исследование англо-афганских и русско-афганских отношений в конце XIX в. по афганскому источнику «Сирадж ат-таварих» – труду официального историографа Файз Мухаммада Катиба, написанному по распоряжению Хабибуллахана, эмира Афганистана в 1901–1919 гг. К исследованию привлекаются другие многочисленные исторические источники на русском, английском, французском и персидском языках. Книга адресована исследователям, научным и практическим работникам, занимающимся проблемами политических и культурных связей Афганистана с Англией и Россией в Новое время.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Дмитрий Алексеевич Мачинский (1937–2012) – видный отечественный историк и археолог, многолетний сотрудник Эрмитажа, проникновенный толкователь русской истории и литературы. Вся его многогранная деятельность ученого подчинялась главной задаче – исследованию исторического контекста вычленения славянской общности, особенностей формирования этносоциума «русь» и процессов, приведших к образованию первого Русского государства. Полем его исследования были все наиболее яркие явления предыстории России, от майкопской культуры и памятников Хакасско-Минусинской котловины (IV–III тыс.
1968 год ознаменовался необычайным размахом протестов по всему западному миру. По охвату, накалу и последствиям все происходившее тогда можно уподобить мировой революции. Миллионные забастовки французских рабочих, радикализация университетской молодежи, протесты против войны во Вьетнаме, борьба за права меньшинств и социальную справедливость — эхо «долгого 68-го» продолжает резонировать с современностью даже пятьдесят лет спустя. Ричард Вайнен, историк и профессор Королевского колледжа в Лондоне, видит в этих событиях не обособленную веху, но целый исторический период, продлившийся с середины 1960-х до конца 1970-х годов.
В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.
Автор — полковник, почетный сотрудник госбезопасности, в документальных очерках показывает роль А. Джангильдина, первых чекистов республики И. Т. Эльбе, И. А. Грушина, И. М. Кошелева, председателя ревтрибунала О. Дощанова и других в организации и деятельности Кустанайской ЧК. Используя архивные материалы, а также воспоминания участников, очевидцев описываемых событий, раскрывает ряд ранее не известных широкому читателю операций по борьбе с контрреволюцией, проведенных чекистами Кустаная в годы установления и упрочения Советской власти в этом крае. Адресуется массовому читателю и прежде всего молодежи.