Смотритель - [56]

Шрифт
Интервал

Василiй спустился в сырой запахъ моховины и фiалкового пlрегноя – ахъ, отъ него всlгда вздрагиваютъ ноздри истиннаго петербуржца, – и мlдленно направился прямо к пiнiям, почти с наслаждениемъ глядя, какъ бlлизна носковъ постlпенно смlняется нlжной сlростью, почти сирlнью.

Солнце, падая черезъ плоскiя кроны пiнiй, напитывалось прозрачной зlленью, густой и ароматной, словно глубоко изумрудный шартрезъ, и такъ же вязко капало на рубашку, стlкало по ногамъ, прlвращаясь внизу у самыхъ корней во вспыхивающие осколки изумрудовъ или въ бlлесые пятна. Василiй, въ свои неполные шlстнадцать лет редко и мало что дlлавший противъ собственной воли, все-таки разрешилъ сlбе поддаться провlдению почти фiзического опыта, по удовольствiю значительно прlвосходящего те, что приходилось ставить въ училище, пытаясь прослlдить точное мгновенiе перерожденiя свlта въ матерiю. Онъ поднималъ голову и едва замlтнымъ движенiем зрачка схватывалъ эфемерный лучъ, на доли сlкунды мlшкавшiй въ листве вlрхушки. Затемъ усилиемъ воли велъ его внизъ, не давая соскользнуть раньше врlмени, и все-таки неизбежно въ какой-то моментъ тlрялъ его, так и не успевъ ухватить и ощутить пальцами. Должно быть, тотъ слишкомъ стрlмительно срывался из-подъ кроны и, неуловляемо минуя пространство, обжигающе растlкался по его тlлу.

Бесплодность предпринятыхъ попытокъ отнюдь не вдохновила Василiя, вlроятно, не отличавшегося фанатизмомъ испытателя мiра неодушевленного, к продолженiю эксперимента, и онъ рlшилъ сменить фокусъ зрlнiя, обративъ взоры внизъ. Тамъ светъ, уже потlрявшiй скорость и силу, показался ему более лlгкой добычей. Дlйствительно, на доли сlъкунды тамъ можно было схватить глубоко налившiйся изумрудъ, ощущая его жаръ и сокрытую вlчность. Василiй даже не удивился, когда въ очередной разъ свlдя еще не до конца оформившiеся мальчишескiе пальцы, ощутилъ субстанцiю болlе плотную, чем прlжде. Онъ возлiковалъ, но сравнительный холодъ въ кончикахъ пальцевъ ядовитой змlйкой быстро добрался до сознанiя: пальцы дlржали не то обкатанный моремъ осколокъ зlленаго стlкла, которымъ такъ полны пляжи Биаррица, не то просто потlрявшую отъ врlмени форму стразовую пуговицу, невольную свiдетельницу чьихнибудь тайныхъ нlжностей.

Василiй подумалъ и жlстомъ намlренно небрlжнымъ, поскольку запалъ, приготовленный для картинного сиденiя в кретоновой гостиной, такъ и не былъ растраченъ, мlханически сунулъ осколокъ въ карманъ шортъ, словно мгновlнное доказательство того, что порой на сlкунду можно обмануть и сlбя, и врlмя. Съ балкона уже слышался барственный голосъ отца, который, как бархатъ шубы, был подложенъ снiзу глуховатымъ мlхомъ профессора. Василiй еще постоял, не жlлая расставаться с иллюзiей владенiя мiромъ, но отцовскiя шаги ужъ зашуршали пlскомъ дорожки…»

В этот момент и в самом деле со стороны веранды донесся шелест, вот только не шагов, а велосипедных шин. Маруся выхватила следующий лист, спрятала его под свитер, захлопнула папку, сунула ее обратно в стопку, разумеется, не попав на прежнее место. Куст зашелестел – зашумел-задрожал в последней попытке пробиться внутрь, и Маруся еще успела встать, придвинуть стул и, пятясь, добраться почти до дверей. Веранда уже ожила. И ей все равно не оставалось ничего другого, как сделать вид, будто она зашла сюда только что. – На веранде прохладно, а в дождь так и просто сыро, – послышался вместе с открываемой дверью голос хозяина. – Вот и славно. Сейчас омлетик сделаем, тоже по рукавишниковским рецептам. Из своей Перпиньи привез, с нижних Пиренеев.

Маруся бочком вышла на веранду, куда солнечный свет, казалось, переместился прямо с только что прочитанной ей страницы. Перескакивая с омытых дождем стоящих рядом с беседкой лип, он на время как будто успокаивался, ложась на доски пола и некрашеного стола и посверкивая зеленоватыми отсветами.

На столе уже виднелось какое-то подобие керосинки, и хозяин, виртуозно разбивая яйца, напевал высоким тенором:

L’air transparent fait monter de la plain,
Un vol de tourterelles strie le ciel tendre…[80]

Так на чем мы с вами остановились? – перебил он сам себя.

– На уловлении человеков.

– Да? А мне казалось, что вы просили рассказать какую-нибудь историю про загадочную смерть в парке. Но не всякие там туристические байки, а, так сказать, жизненную правду. Так?

– Да.

– Ну так я могу рассказать. Это произошло года три тому назад, – Маруся сразу вспомнила, как именно три года назад перебиралась в Беково, тем далеким уже летом, пыльным и жарким. – Один наш тракторист поехал делать дорожки в южной части парка, и там, метрах в ста, наверное, от креста, он вдруг ухнул под землю на ровном месте. Так вот, как в сказке. Расступилась мать сыра земля на восемь метров в глубину… да-с.

После нашли, но, конечно, чего уж там. С такой-то высоты…

Но история эта, произведя на сознание Маруси какое-то жуткое впечатление, почему-то мало тронула ее чувства.

– А еще? – краснея за свою черствость, все-таки прошептала она. – Более никаких других историй не было?

– Еще?! Да вы, матушка, кровожадны не по годам. Давайте-ка лучше омлет есть…

Глава 20


Еще от автора Дмитрий Вересов
Книга перемен

Все смешалось в доме Луниных.Михаила Александровича неожиданно направляют в длительную загранкомандировку, откуда он возвращается больной и разочарованный в жизни.В жизненные планы Вадима вмешивается любовь к сокурснице, яркой хиппи-диссидентке Инне. Оказавшись перед выбором: любовь или карьера, он выбирает последнюю. И проигрывает, получив взамен новую любовь — и новую родину.Олег, казалось бы нашедший себя в тренерской работе, становится объектом провокации спецслужб и вынужден, как когда-то его отец и дед, скрываться на далеких задворках необъятной страны — в обществе той самой Инны.Юный Франц, блеснувший на Олимпийском параде, становится звездой советского экрана.


День Ангела

В третье тысячелетие семья Луниных входит в состоянии предельного разобщения. Связь с сыновьями оборвана, кажется навсегда. «Олигарх» Олег, разрывающийся между Сибирью, Москвой и Петербургом, не может простить отцу старые обиды. В свою очередь старик Михаил не может простить «предательства» Вадима, уехавшего с семьей в Израиль. Наконец, младший сын, Франц, которому родители готовы простить все, исчез много лет назад, и о его судьбе никто из родных ничего не знает.Что же до поколения внуков — они живут своей жизнью, сходятся и расходятся, подчас даже не подозревая о своем родстве.


Летописец

Киев, 1918 год. Юная пианистка Мария Колобова и студент Франц Михельсон любят друг друга. Но суровое время не благоприятствует любви. Смута, кровь, война, разногласия отцов — и влюбленные разлучены навек. Вскоре Мария получает известие о гибели Франца…Ленинград, 60-е годы. Встречаются двое — Аврора и Михаил. Оба рано овдовели, у обоих осталось по сыну. Встретившись, они понимают, что созданы друг для друга. Михаил и Аврора становятся мужем и женой, а мальчишки, Олег и Вадик, — братьями. Семья ждет прибавления.Берлин, 2002 год.


Черный ворон

Первая книга одноименной трилогии Дмитрия Вересова, действие которой охватывает сорок лет.В прихотливом переплетении судеб двух поколений героев есть место и сильным страстям, и мистическим совпадениям, и хитроумным интригам, и захватывающим приключениям.Одно из лучших произведений конца уходящего века… Если взять все лучшее из Шелдона и «Угрюм-реки» Шишкова, то вы получите верное представление об этой книге.


Возвращение в Москву

«Возвращение в Москву» – это вересовская «фирменная» семейная история, соединенная с историческими легендами и авторской мифологией столицы. Здесь чеховское «в Москву, в Москву!» превращается в «а есть ли она еще, Москва-то?», здесь явь и потустороннее меняются местами, «здесь происходит такое, что и не объяснишь словами»…


Кот госпожи Брюховец

Кто бы мог подумать, что в начале XX века юная девушка сможет открыть частное детективное агенство! Однако Муре это удалось Первый заказ – разыскать пропавшего кота редкой породы. Капризная клиентка сама составила для Муры список версий, которые надо проверить: живодеры пустили кота на мех, профессор Павлов изловил бедное животное для своих зверских опытов, масоны сделали его жертвой в своих жутких обрядах... Мура отважно пускается на розыски, порой рискуя жизнью. Но воображение клиентки не смогло даже представить, что случилось на самом деле.


Рекомендуем почитать
Призрак Шекспира

Судьбы персонажей романа «Призрак Шекспира» отражают не такую уж давнюю, почти вчерашнюю нашу историю. Главные герои — люди так называемых свободных профессий. Это режиссеры, актеры, государственные служащие высшего ранга, военные. В этом театральном, немного маскарадном мире, провинциальном и столичном, бурлят неподдельные страсти, без которых жизнь не так интересна.


Стражи полюса

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Становление бытия

Эта книга продолжает и развивает темы, затронутые в корпусе текстов книги Е. Кирьянова «В поисках пристанища без опоры» (Москва, «Энигма», 2016). В центре внимания автора — задача выявления действия Логоса на осознание личностью становящегося образа Бытия-для-себя. Выясняется роль парадокса и антиномии в диалектическом формировании онтологического качества сущего в подверженности его темпоральному воздействию возрастающего Логоса.


Под небом Индии

Свободолюбивая Сита и благоразумная Мэри были вместе с детства. Их связывала искренняя дружба, но позже разделила судьба. Сита стала женой принца из влиятельной индийской династии. Она живет во дворце, где все сияет роскошью. А дом Мэри – приют для беременных. Муж бросил ее, узнав, что она носит под сердцем чужого ребенка. Сите доступны все сокровища мира, кроме одного – счастья стать матерью. А династии нужен наследник. И ребенок Мэри – ее спасение. Но за каждый грех приходит расплата…


Глиняный сосуд

И отвечал сатана Господу и сказал: разве даром богобоязнен Иов? Не Ты ли кругом оградил его и дом его, и все, что у него? Дело рук его Ты благословил, и стада его распространяются по земле; Но простри руку Твою и коснись всего, что у него, — благословит ли он Тебя? Иов. 1: 9—11.


Наша юность

Все подростки похожи: любят, страдают, учатся, ищут себя и пытаются понять кто они. Эта книга о четырёх подругах. Об их юности. О том, как они теряли и находили, как влюблялись и влюбляли. Первая любовь, бессонные ночи — все, с чем ассоциируется подростковая жизнь. Но почему же они были несчастны, если у них было все?