Смотритель - [45]

Павлов вдруг, сам не понимая почему, засуетился и заспешил вниз. Он никак не мог понять, что с ним происходит; то ли он боялся расплескать память о столь неожиданном ощущении, то ли испытать еще какое-нибудь похлеще. И когда он уже проходил под полурассыпавшимися кирпичными воротами, в спину ему ударил радостный, но отнюдь не удивленный голос:

– Сережа!

Для Павлова, не знавшего, что ангелы способны и на гневную медь труб, он прозвучал воистину ангельским гласом, и он еще некоторое время растерянно оглядывался, не понимая, кто может его звать в этих местах и откуда несется голос.

– Я сейчас, сейчас! – И Маруся появилась наверху в длинной юбке и сбившемся платке, которые на просвет против солнца облекали ее фигуру волшебным синим полупрозрачным сиянием. Голубые ворота в рай, синий ангел… Павлов тряхнул головой. – Ты только что приехал, да? Пойдем, я устрою тебя в гостинице. Как удивительно и… хорошо. Теперь мы с тобой гораздо быстрее просмотрим все списки. Вдруг…

– А что, монахов тут вообще нет? – невпопад спросил еще не пришедший в себя Павлов.

– Почему? Просто они работают сейчас все, и трудники тоже.

– Вырин вернулся? – снова глупо перебил ее Павлов.

– Нет. Но я не волнуюсь. Сейчас конец лета, половина собачьих девок гуляет. А что? – вдруг насторожилась Маруся. – Ты… узнал что-то?

– Нет. Скорее – еще больше запутался. Понимаешь, у меня такое ощущение, будто все, что происходит, происходит не по моей свободной воле, будто меня несет некий поток, ну, такое бывает, когда теряешь управление яхтой и… мчишься… без руля и без ветрил… И в то же время ты знаешь, что у этой неведомой силы есть свои законы и даже своя правда. И если ты сможешь найти или свою ошибку, или исходную точку, в которой потерял управление… И если не растеряешься, то все еще можно исправить…

– Да, – задумчиво протянула Маруся. – Но как быть в том случае, если ты всю жизнь хотел этой ошибки, этого плавания без руля? Если оно дает тебе… упоение… надежду… веру в то, что твоя жизнь жилась не напрасно?

– И ты не боишься? Наверное, ты никогда не плавала вот так… по воле волн?

– Боюсь. Но не за себя. Я, если и буду расплачиваться, то, предположим, знаю за что, а вот другой…

– То есть я?

– Ты. Но пойдем, я все устрою. Я тут уже совсем обжилась за эти сутки. Сейчас найдем отца-казначея… ложе… трапеза… а потом в палаты, я там все так и бросила, тебя увидев. Представляешь, поднимаю голову от венчальной записи Мышецкой и Жерванова и вижу, как ты жмуришься у собора…

* * *

Весь день прошел в чтении ветхих консисторских листов, временами прерываемом лаской нежаркого солнца, шелком ласкаемых котов и псов. И Павлов вдруг, может быть, впервые в жизни понял, что другие люди называют благодатью. Во всем, в каждом движении тела и души разливались нежность, легкость и тепло, и свобода, и уверенность. Монахи, с улыбками проходившие мимо, ничуть им не мешали: в их облике не было суровости, а лишь сквозили некая деловитая простота и еще, быть может, немного лукавства. Но никакого Гильо не было на желтоватых страницах, а искать Тату, увы, следовало, скорее всего, совсем не здесь. – Завтра поедем в Гатчину, – пыталась успокоить Павлова Маруся, но он уже знал, что это бесполезно – да и не хотел.

* * *

Вечером, когда на островке погас последний огонь, и белела только маленькая церковь, они сели на скамью у крошечного пирса. Упруго плескалась лодка, и ей грубовато вторил старый катамаран, неизвестно как здесь оказавшийся.

– А икона? – неожиданно вспомнил Павлов. – Я же приехал сюда, услышав про какую-то чудотворную икону!

– Разве тебе мало этого дня? Настоящего божьего дня? – Маруся обняла его за плечи, обжигая и одновременно давая прохладу. – Я утром сказала, что боюсь за тебя. И это правда. Когда я сидела в пещере, в парке, я на мгновение почувствовала даже не страх – ужас. Безысходность. Необратимость, словом. Называй, как хочешь, но это расплата.

– За что?

– За то, что было открыто. Нам…

– Но послушай. Допустим, я понимаю, тебе был даден этот господин, – в голосе Павлова прозвучала плохо скрываемая ревность, и Маруся незаметно улыбнулась, – потому что ты человек не от мира сего, живешь прошлым, много знаешь… Ты вообще необыкновенная! Но я-то? Ну увидел мираж – так ведь вполне современный. Ничего запредельного в нем, в общем, не было. Такое запросто могло произойти и на самом деле.

– Разве ты не увидел свою мечту?

– Ну, допустим, увидел, – почти с неохотой признался Павлов. – Но почему я? И зачем?

Маруся еле слышно вздохнула.

– Может быть, для того, чтобы встретиться со мной? – с полувопросом-полуутверждением взглянула она на него.

– Послушай, но зачем такие сложности просто для того, чтобы встретиться двум людям? Миллионы счастливых людей встречаются на земле без всяких видений прошлого и будущего.

– Возможно, – уклончиво ответила Маруся.

– Гораздо хуже то, что во всем этом есть ощущение несвободности, заданности какой-то. Я, честно говоря, только сегодня ее и не испытываю.

– Тогда давай еще раз попробуем раскрутить историю назад, раз сегодня мы свободны…

– Но разве мы сегодня?.. – В глазах Павлова застыло какое-то растерянное удивление.