Смотритель - [60]

— Ты ведь не вернёшься к трём? — спросила миссис Грантли мужа.

— Мне надо выйти в два, — сказал смотритель.

— Абсолютно исключено, — ответил архидьякон жене, по-прежнему изучая вывески. — Вряд ли я буду здесь раньше пяти.

Наступило новое долгое молчание. Мистер Хардинг продолжал смотреть в «Бредшо».

— Мне надо зайти к Коксу и Каммингу, — сказал наконец архидьякон.

— А, к Коксу и Каммингу, — повторил смотритель. Его ничуть не занимало, куда пойдёт зять.

Фамилии Кокса и Камминга не пробудили у него интереса. Что ему Кокс и Камминг, если приговор по его делу уже вынесен в суде совести, вердикт, не подлежащий апелляции, утверждён, и никакие лондонские юристы не могут повлиять на исход. Архидьякон может ехать к Коксу и Каммингу и совещаться с ними до позднего вечера; это уже никак не затронет человека, который очень скоро снимет с себя звание смотрителя барчестерской богадельни.

Архидьякон надел клерикальную шляпу, новую и сияющую, натянул черные клерикальные перчатки: респектабельный, дородный и решительный священник англиканской церкви от макушек до пят.

— Увидимся в Барчестере послезавтра, — сказал он.

Смотритель согласился, что, наверное, увидятся.

— Я вынужден ещё раз просить вас не предпринимать никаких серьёзных шагов до встречи с моим отцом; если у вас нет никаких обязательств передо мной, — тут архидьякон глянул так, будто считает, что смотритель очень и очень многим ему обязан, — у вас есть обязательства перед ним.

И, не дожидаясь ответа, доктор Грантли отправился к господам Коксу и Каммингу.

Миссис Грантли дождалась, когда его шаги смолкнут в проулке, и приступила к своей задаче.

— Папа, — начала она, — это очень серьёзный вопрос.

— Безусловно, — отвечал смотритель, берясь за колокольчик.

— Я понимаю, что тебе пришлось пережить, и очень сочувствую.

— Не сомневаюсь, милая, — сказал смотритель и попросил вошедшего слугу принести чернила, бумагу и перо.

— Ты будешь писать, папа?

— Да, милая. Я напишу епископу прошение об отставке.

— Умоляю тебя, отложи это до нашего возвращения… до встречи с епископом… милый папа! Ради меня, ради Элинор!

— Именно ради тебя и Элинор я это делаю. Надеюсь, по крайней мере, что мои дети никогда не будут стыдиться своего отца.

— О чем ты говоришь, папа, какой стыд? — Она замолчала, дожидаясь, пока медлительный слуга, скрипя башмаками, подойдёт с бумагой и чернилами и снова выйдет. — Ты же знаешь, как все твои друзья смотрят на этот вопрос.

Смотритель положил лист на убогий гостиничный бювар и приготовился писать.

— Ты не откажешь мне в единственной просьбе, папа? — продолжала дочь. — Отложи письмо на два денька. Два дня ничего не решают.

— Дорогая, — в простоте сердечной отвечал он, — если я буду ждать до Барчестера, мне, возможно, сумеют помешать.

— Ты же не хочешь обидеть епископа?

— Боже упаси! Епископ не обидчив и очень хорошо меня знает, так что не примет мой поступок на свой счёт.

— Но, папа.

— Сьюзен, — промолвил он, — моё решение окончательно. Мне очень печально действовать вопреки мнению таких людей как сэр Абрахам Инцидент и архидьякон, но в этом вопросе я не могу принять ничьих советов, не могу изменить принятое решение.

— Но два дня, папа.

— Нет, не упрашивай. Ты можешь усугубить мои страдания, продолжая настаивать, но не можешь переубедить; мне будет легче, если ты оставишь этот разговор. — И он, обмакнув перо в чернильницу, остановил пристальный взгляд на листе бумаги.

В его голосе дочь уловила нотки, знакомые ей по тем временам, когда она безраздельно царила в отцовском доме. Бывало, что смотритель, при всей своей кротости, твёрдо на чём-то настаивал, и сейчас был именно такой случай. Она вновь взялась за вязание и довольно скоро вышла из комнаты.

Теперь смотритель мог приняться за письмо, и поскольку послание это много говорит о своём авторе, приведём его целиком. Официальное письмо, которое по прочтении показалось ему чересчур холодным, сопровождалось дружеской запиской; вот они оба.

Прошение об отставке было таким:

Чептер-хаус, Площадь Собора Святого Павла,

Лондон, Август 18.

Ваше преосвященство!

С величайшим огорчением вынужден вернуть в руки вашего преосвященства должность смотрителя барчестерской богадельни, любезно порученную вами мне почти двенадцать лет назад.

Нет надобности излагать обстоятельства, вынудившие меня к этому шагу. Вам известно, что возник вопрос о праве смотрителя на доход, установленный для его должности. Мне представляется, что право это не вполне обосновано, и я не смею в дальнейшем получать доход, в законности которого существуют юридические сомнения.

Должность соборного регента, как известно вашему преосвященству, соединена с должностью смотрителя, то есть регентами долгие годы были смотрители богадельни, однако в совмещении этих должностей необходимости нет, и если вы, настоятель и собрание каноников не возражаете, я хотел бы сохранить за собой место регента. Доход от этой должности будет мне теперь необходим; скажу прямо, что без него мне трудно будет прожить, ибо не вижу причин этого стыдиться.

Ваше преосвященство, как и всякий, с кем вы сочтёте нужным проконсультироваться, увидит, что моя отставка ни в коей мере не помешает другому человеку занять эту должность. Все, с кем я советовался, считают меня неправым; на этот шаг меня подвигло исключительно собственное внутреннее убеждение, и мне бы очень не хотелось своей отставкой бросить хоть малейшую тень на привилегию, любезно мне вами предоставленную. Я, во всяком случае, на любого своего преемника буду смотреть как на человека, занимающего достойнейшую церковную должность, на которую ваше назначение даёт ему безусловное право.