Смотритель маяка - [48]

На первом этаже кинотеатра витал запах воздушной кукурузы. Все, кто пришёл на Хичкока, переместились в кинозал. Контролёр просканировал билеты и пожелал им приятного просмотра.

Не разнимая рук, Артём и Вика поднялись к девятому ряду. Из встроенных в стены колонок грохотала реклама предстоящих релизов. Добавляла куража и стучащая в виски кровь. Управлять гормонами рядом с Викой Артёму было непросто.

Заполняемость зала не превышала тридцати процентов. В основном зрители занимали с пятого по десятый ряды. У кого-то хватило ума запастись ведёрком промасленной кукурузы. Они бы ещё пиво на этот фильм притащили.

Вика села в кресло с номером одиннадцать. Он приземлился на двенадцатое, отключил звук в выпиравшем из кармана телефоне. Аналогичные места заднего ряда пустовали. А вот на восьмом ряду торчали макушки двух взрослых людей. На шее женщины висело ожерелье из толстых жемчужин.

Вика склонилась к нему. Он накрыл её ладонь своей. До чего же приятно просто сидеть с ней рядом.

– Это первый цветной фильм Хичкока, – прошептала она. Он с удовольствием отметил, что она не стесняется прижиматься к нему. От неё пахло сладкой свежестью. – Во всём фильме не более десяти монтажных склеек. Каждая сцена длится в среднем десять минут. Представляешь, сколько актёрам нужно было выучить текста для каждого фрагмента?

Артём таких подробностей не знал. Запоротый дубль кинобоссам Хичкока тысяча девятьсот сорок восьмого года обходился в копеечку.

– Представляю, – кивнул он и поцеловал Вику в уголок рта, пока она не успела выпрямиться в кресле. Вкус тёплых губ напомнил ему ванильный пломбир.

– Ты снова это сделал! – еле слышно сказала она.

– Кажется, я съел твой блеск для губ со вкусом мороженого.

– Ты поступил невоспитанно.

– Тогда почему ты не отстраняешься?

– Хочу понять, хватит ли у тебя наглости сделать это ещё раз. У меня есть, чем тебя отрезвить. – Она пошевелила пальцами, намекая на ногти.

Он принял её слова за призыв к действию. Поцелуй получился долгим. Нежные прикосновения губ отзывались пламенем внизу живота. Никто не хотел отдаляться первым. Они никого не смущали, поскольку сидели на предпоследнем ряду. Последний, десятый ряд был полностью свободен от зрителей.

– Ну что?

– Что? – не сразу поняла она.

– Достаточно я наглый?

– Сверх меры.

– Хорошо.

– Хорошо?!

Рекламный блок закончился. Современные мотивы уступили место старомодным мелодиям. На экране появилась заставка кинокомпании братьев Уорнер.

Артём понизил голос до низкого шёпота:

– Я сам не в восторге от самоуверенных парней. Особенно если за надменной бравадой скрывается пустота. Наглостью можно многого добиться, ещё больше сломать, и мало чего построить на годы вперёд.

– Что ты хочешь этим сказать?

Прежде чем ответить, он выдержал многозначительную паузу.

– Будь я по-настоящему настырно-грубым, ты бы сегодня не пришла. Но я достаточно уверен в себе, чтобы нравиться тебе.

Вика не смогла удержаться от замечания:

– Я знаю, от чего ты точно не умрёшь.

Он знал эту шутку.

– А ты знаешь кого-то умершего от скромности?

– Если бы знала, значит, он или она умерли бы не от скромности.

– Это не опровергает того факта, что скромность может стать причиной смерти.

– Я запуталась.

– Хорошо.

– Твой сарказм ужасно мил.

Он мягко сжал её ладонь. Начальные титры сменились сценой убийства. Двое приятелей задушили третьего верёвкой, примерив на себя костюмы богов. Как тут не вспомнить «Преступление и наказание», у которого фильм позаимствовал идею. Убийцы спрятали тело в сундук, поставив на крышку импровизированного гроба угощения и свечи. После чего приняли в комнате, где стоял сундук, гостей. Весь фильм происходил в одной локации и больше походил на театральную постановку. За окном съёмочного павильона макеты изображали небоскрёбы Нью-Йорка. Артём смотрел кино как учебное пособие. Запоминал мимику актёров, их манеру изображать эмоции перед камерой. Сыграть так, как актёры в фильме, он бы не смог. Сейчас так не играли. Сейчас воплощали роли не лучше или хуже, а по-другому.

С высоты предпоследнего ряда зрители просматривались как на блюдечке. Сплошь взрослые дяди и тёти. На крайнем месте их с Викой ряда, у прохода, сидел рослый старик. Пожилые люди редко посещали кинотеатры в силу возраста, дороговизны билетов и потери интереса к этому виду искусства. Статистика вторила наблюдениям Артёма – в кино ходили люди возрастом от пятнадцати до тридцати пяти лет. Это для них снимали лишённые логики боевики и супергеройское кино про мужчин в трико.

Фильм длился всего час двадцать. Куда короче трёхчасовых блокбастеров, за время просмотра которых тело успевало как следует измучиться.

Вика сидела, плотно сдвинув ноги. Юбка закрывала их до колена. Артём боролся с желанием дотронуться до неё. Ему хватало ума понять, что этого делать не надо. Велик шанс отхватить пощёчину и навсегда её потерять, толком не обретя. Поэтому он задвинул похоть поглубже и продолжил смотреть в экран. Иногда они, не сговариваясь, смотрели друг на друга. Его сердце обливалось кровью, а на щеках Вики проступала краска. Он хотел верить, что эта девушка дана ему в награду за прожитую боль. Что она его четырёхлистный клевер. Что она и есть его удача.