Скотт мимоходом извиняется и тут же уходит — у него тест по английскому. Или отработка у Хьюберта. Или он просто не хочет больше говорить.
Лидия поджимает губы и ободряюще улыбается прямо в эту тонкую сжатую линию. Ей вслед выворачивают шеи все парни школы — этой и любой другой. На ней сегодня юбка по колено, цветом напоминающая жжёный тростниковый сахар, бежевая блуза, волосы собраны в свободный узел, а помада — цвета переспевшего граната. Какой-то мудак кричит ей: «Мартин, это преступление — отвернуться от тебя».
Лидия как будто не слышит, она смотрит только на Стайлза. Стайлз считает, что всё, что её окружает примерно лет с двенадцати, похоже на конвейер нескончаемого дешёвого фарса. Он считает, что от такого количества лести в минуту можно заработать диабет.
— Ты должен дать ему время, — говорит она, закрывая шкафчик.
Стайлзу кажется, что придурки вокруг сейчас начнут тыкать в него пальцами и кричать: «Смотрите, мертвец идёт!». Но они не начинают.
— А? — переспрашивает Стайлз. Встречается с ней глазами. — А, ты об этом. Я в норме, я его понимаю. Знаешь, если бы Скотт въебался в дерево и разнёс мой джип на куски, я бы тоже обиделся.
Очень плохое сравнение.
Лидия молчит и вертит на пальце брелок с ключом от своего шкафчика. Помимо ключа там прицеплена какая-то мелкая игрушка и брендовый логотип Gucci. Она осматривает Стайлза с почти маниакальной дотошностью. Руки, лицо, лямки рюкзака, старые конверсы.
Ещё какой-то мудак, проходящий мимо, говорит: «Хэй, Лидия, классно выглядишь».
Она как будто не слышит. Она смотрит только на Стайлза. Спрашивает:
— Ты ведь уже не помнишь, что может означать словосочетание «употребление пищи», да?
— Я не самый голодный человек в этом городе.
— Отлично. Мы сейчас идём в столовую, где ты сядешь и поешь нормальной еды, но не тот коктейль из транс-жиров и канцерогенов, что здесь готовят. У меня с собой два вегетарианских бургера с тофу.
«Транс-жиры и канцерогены», — повторяет про себя Стайлз. Транс-жиры и канцерогены. Это невозможно повторить быстро.
И ещё.
Он не въезжает в понимание, адресованное ему. Пониманием наполнена она вся, от и до. Со дня похорон Эллисон. Со дня, когда Скотт разучился смотреть ему в глаза.
— Я, если честно, — говорит Стайлз, — никогда не замечал за тобой тяги к благотворительности и помощи всем сирым и убогим неудачникам Бейкон-Хиллз. Зачем тебе это?
Лидия даже не оборачивается.
— Не налегай на жареную картошку, если не хочешь, чтобы к тридцати твои сосуды превратились в труху.
— Зачем ты это делаешь?
— Термическое воздействие на белки при жарке пищи просто убийственно действует на твои органы. Запомни это, если не хочешь к пенсии заполучить себе огромную опухоль вместо печени.
— Ты серьёзно? Посмотри на меня.
Лидия на ходу заправляет выпавший из причёски локон за ушную раковину и не оборачивается. Стайлз тупо смотрит на несколько светлых точек в хряще её правого уха. Она не надела серьги. Её туфли — цвета кокосового молока.
— Только не говори, что считаешь меня настолько мудаком, чтобы пойти и наложить на себя руки, — не верит Стайлз. — То есть, если это элемент дружеской поддержки, то да, спасибо, но если ты просто присматриваешь за мной, как за ребёнком, который в любой момент может обоссаться…
Она молчит.
Он резко останавливается.
Он хочет взять её за плечи и сильно встряхнуть, но это выглядело бы странно. И Стайлз не уверен, что прикосновение к ней не разнесёт ещё больше боли по его организму.
— Лидс, я серьёзно, я, блядь, очень серьёзно, ладно?
Лидия оборачивается сразу же. Смотрит прямо в глаза. Кожа её лица цветом похожа на сливочный крем, в котором перебили корицу и пару раз мазнули ягодным сиропом по поверхности.
Она злится. Шипит:
— Эллисон мертва.
— Да, я знаю. Спасибо! Как раз собирался напомнить, по чьей вине.
Что-то в выражении её лица на секунду меняется, но в следующий момент она скрывает это, упрямо вздёрнув подбородок. Делает шаг к нему и указывает пальцем куда-то в центр расстёгнутых пуговиц клетчатой рубашки. В грудную клетку.
— Мой диетолог говорит, что повышение холестерина плохо сказывается на цвете кожи и работе сердца. Так что стейки-гриль тоже желательно исключить из рациона. Так же, как и самобичевание, — оно, поверь мне, сейчас ни к чему. Если ты прекратишь на минуту винить и жалеть себя, ты увидишь то же, что и я.
Кто-то кричит: «Мартин, выходи за меня!»
Стайлз открывает рот и хлопает глазами.
Стайлз ни черта не понимает, но, сидя в школьной столовой и заставляя свои челюсти пережёвывать вегетарианский бургер с тофу, мысленно благодарит Лидию.
Он сам не знает, за что. И больше вопросов не задаёт.
