Смотри: прилетели ласточки - [29]

Тем же вечером она зашла в парикмахерскую и попросила проколоть ей уши, чтобы сразу надеть эти сережки. Это оказалось вовсе не сложно и стоило копейки. Парикмахерша, примериваясь сережкой к мочке Наденькиного уха, поцокала языком: «Какая изящная, лаконичная форма», – и Наденька поняла, что это она про сережки, а не про уши. Наденька еще попросила состричь ей остатки кудряшек, которые сползли к самой шее, обтрепались и выглядели не больно-то симпатично.

Прежняя жизнь кончилась, надо было вылезать из старой прически, старых шмоток, плиссированных учительских юбочек. Надо было кардинально меняться.

* * *

– Какая у тебя шикарная жопа!

Это первое, что он произнес, когда они случайно столкнулись возле Центрального рынка. Вернее, он ее просто догнал, увлекшись, как он признался, шикарной задницей, которая плыла впереди, и даже не сразу понял, что объект принадлежит Надежде Эдуардовне Балагуровой, завотделом «Северных зорь» и его бывшей жене.

На ней был короткий полушубок изумрудного цвета и кепочка, из-под которой выбивались выбеленные пряди волос. Было довольно тепло, поэтому Надежда Эдуардовна разгуливала без перчаток, проветривая хищные зеленые ноготки в тон полушубку и чему-то еще неуловимому, но безусловно существующему в ее облике или просто в окружающем пространстве.

– Ты же просто социально опасна, – Сопун раскатисто расхохотался. – Тебя надо на поводке водить.

– Да ладно. Кстати, здравствуй, – Надежда Эдуардовна, бывшая Наденька, умудрилась сохранить спокойствие, как будто ничего особенного не случилось. – Скажи лучше, как ты.

– Неплохо. Концы с концами свожу.

Вадим явно бодрился. Сразу было заметно, что жизнь здорово проехалась по нему. Похудел, спал с лица, усы, прежде задорно торчавшие по сторонам, поникли подобно чахлым колоскам. «Ему ведь не так много лет, – подумала Наденька, – если мне тридцать четыре…» Она знала, что Вадим закрепился в Москве и даже женился на вполне приличной даме из консерватории. Правда, как он мог выносить ее скрипичные упражнения по утрам, по вечерам и в выходные дни? Он, которого раздражали простые мелочи, он же мог психануть из-за ерунды. Однако ей, в сущности, до этого было мало дела. Наденька знала и то, что сценаристом Сопун так и не стал, зато еще в самом начале 90-х у него в Москве вышла книжка, повесть о бомжах и подкидышах времен развитого социализма под названием «Моя карьера», в смысле карьеры дворника в доме ребенка. Об этой книжке даже упомянули в местной прессе, что вот, мол, не оценили писателя в родном журнале, а он возьми да утвердись в Москве. И вроде бы даже намек на Наденьку был, что она именно не оценила. Ну, во-первых, она тогда еще не работала в «Северных зорях», а потом, как писателя она-то Вадима оценила сразу, особенно его «Ленту Мебиуса», которая была по-настоящему талантливой штукой. Да что теперь говорить! «Мою карьеру» она купила в магазине «Книгомир», ее многие тогда купили и прочли, книжка разошлась в считанные дни, это было известно, однако публичных отзывов не последовало. О бомжах вообще еще говорили мало, в провинции бомжи не считались темой для серьезной литературы. Потом, вполне в духе «Северных зорь» было замалчивать что-то действительно талантливое, раздувая серость. Сама Наденька критику писать не умела, да и неудобно было как-то продвигать своего бывшего, ведь именно так и сказали бы, что бывшего родственника пиарит, который вдобавок ел человечину – легенда по-прежнему жила в народе.

– У меня отец умер, – сказал Вадим. – Вчера только похоронили. Он ведь так и остался в Петуховке. Огород бросить не захотел, врос в него, как в окоп. По осени скорую ему вызывали, лицом на грядки упал, так ведь лопату из рук вырвать не смогли, увезли в больницу с лопатой. Тогда вроде оклемался… – он говорил куда-то в сторону, вбок, почти не глядя на Наденьку. – Квартиру свою я сдаю. Деньги небольшие по московским меркам, а все же деньги…

Наденька тем временем удивлялась, какой странный получился расклад. То, чего Вадим так упорно добивался, оказалось вовсе не нужным. Сейчас, вспоминая давно прошедшее время и все хлопоты Сопуна по поводу этой квартиры, в которой он сперва заставил Наденьку прописаться, а потом, после развода, спешно выписаться, чтобы она, не дай бог, не оттяпала свою долю – ему в голову пришла такая же мысль, что и Шкатулочке… Так вот, вся эта беготня по инстанциям, собирание справок, разборки с ЖЭУ и странный взгляд сотрудницы паспортного стола: «Как это вы так просто хотите выписаться? Выписаться – и все?» – «Да, и побыстрее, пожалуйста. Мне есть где жить», – все это оказалось попросту зряшным. В осадок выпали только деньги, «небольшие по московским меркам». Деньги, конечно, всегда нужны, но не сама по себе квартира.

Вадим бросил старого отца в одиночестве. А Наденька вернулась к маме, и жизнь потекла по однажды заведенному распорядку, хотя с возрастом у мамы только усугубилась подозрительность. Она подслушивала ее звонки и бесконечно донимала Наденьку расспросами о том, кто это звонил, что ему конкретно надо и не собирается ли Наденька опять выйти замуж.