Смирнов В. - ...Таки да! - [23]

В двери как громыхнуло, сосед под кровать, ствол на дверь, а стена не падает. До меня дошло, что кто-то просто стучит. Соседка от страха трусы на голову одела. Дверь открываю, мужик стоит. С кучей повесток. Я хоть чуть пьяный и после бабы, но врубился моментально. А мужик орет: «Здесь проживает Витек, значит?» Я говорю, мол здесь, но его нет дома. Он тут только прописан. А где не знаю. Может у бабы какой живет, может в добровольцы записался с австрийцами воевать. Мужик, сволочь, не сваливает. Передай ему, говорит, повестку. Конечно, отвечаю, как увижу, так сразу. Мужик наглый. Смотрит на соседку, лыбится. Я тоже пригляделся, понял чего. У нее на голове мужские трусы между ушей висят. Во как. Давай, говорю, вали боком, видишь девушка к эвакуации готовится. А повестку я после второй бутылки оприходовал. По назначению. Потому что наша армия н мирное время - это ужас, чем тогда в войну поить будут? Стратегическим запасом?

Сосед с соседкой добавлять выперлись, а я закрылся и дрожу. От выпитого. На улице вообще понять ничего нельзя. Кто из подвалов бомбоубежище делает и чужие закрутки туда тянет. Кто простыню на черные флаги порет. Некоторые визжат: «До последней капли...» Хотя ничего никто толком не знает. Сосед Вова наголо остригся, чтоб с комсоставом не спутали. Пьяных, как пятого числа. Все что-то орут. Зато по телевизору - ни слова. Видно, врагов дезориентируют. Хотя телевизор, несмотря на войну, работает, диверсанты кабели не перерезали,

С непонятности я и заснул. После какие-то ребята через окно напротив предлагали пойти винный магазин защищать от нашествия. Будто не знали, что главная линия обороны должна проходить у «Гамбринуса» или «Бабы Ути». Тем более, там банк рядом.

Ночью в дверь как стукнут. Все, думаю, пришли. «Шмайсер» на дверь и - «Хенде хох!», а они оттуда -«Нихт шиссен». Оказывается, активисты гражданской обороны противогазы всем меряют. У них противогазы таких размеров, что на мусорный ящик без натуг налезут, так нет же, шастают. Чуть со злости не выстрелил в гадов. Хуже фашиста в душу лезет эта гражданская оборона. Посчитай, сколько она нам все эти годы стоит -пи одна война столько разору не дает.

Проснулся за шкафом, в паутине, зато пока живой. Тут снова соседка заявилась. С двумя бутылками. Без и секача и соседа. Я выпил и рассказал, что во время войны немцев в бодеге гранатами задолбил по приказу штаба. А она поддакивает и подливает. Словом, никакого понятия, ей - о доблести, а она - про любовь. Я и сдался после третьего стакана. Вдруг, думаю, китайцы уже город окружили, так на войне не до баб будет.

Тут за окном как грохнет. Я туда боком, короткими перебежками. Смотрю, сосед с водопроводной трубы сорвался. То ли лез на крышу, чтобы чилийские бомбы-зажигалки чинить, то ли водки не хватило. Я на всякий случай вместо соседки в руки «шмайсер» взял - вдруг уже началось? Мой дом - моя крепость. По месту собственной прописки я брата родного не пущу, не то что лютого врага - юаровца.

Тут опять в дверь барабанят. Я к стене, соседка за бутылку, хотя она пустая, а не с горючей смесью. «Вот из ит», - кричу, - «хау мэни?» А в ответ: «Открывай, падла, допрыгался». Соседкин муж, значит. Ну, это не так страшно, все-тики свой человек, не самурай, с ним без «шмайсера» воевать привычно.

Словом, соседка-дура с перепугу через окно соседа догнала. И водопроводную трубу тоже. А тот, империалист рогатый ,дверь ломит, сорокарублевую. Ну думаю, война еще как следует не началась, а хату уже свои крушать, полицайи недорезанные. Кинул «шмайсер» под стол, допил стакан и пошел на войну с этим нервным.

Тот дурак в комнату влетел и кричит: «Где моя жена? Сейчас я тебя резать буду», А у самого в руках даже штопора нет. Я спьяни и ляпни: «Чем резать будешь, козел? Если хочешь - забодай меня!» И пошло тут сражение у нас, дверь правда уцелела, а шкаф я уже через три года после войны покупал. На шум домком прибежал и орет: «Что вы делаете, сволочи? В такую минуту!» Ну мы, натурально, разнялись, дали ему по морде, чтоб в чужие дела не лез - тот на пол грохнулся и лежит, с понтом его англичане как советского активиста уже расстреляли. А нам после этого даже драться расхотелось. До того хлипкий оказался, как с таким домкомом войны выигрывать?

На шум воды, когда мы его поливали, еще кто-то из соседей подрысачил и орет: «Войны нет. Почему труп лежит?» Мы этот домком опять на пол уронили, спрашиваем: «Как так нет? А зачем готовились?» Оказывается, днем сообщили по радио, что чешские фашисты хотели голодовку поднять. Как венгерские в пятьдесят шестом. Но мы, как всегда, на страже чужого счастья. И тогда, в шейсят восьмом помогли братьям. Мы вообще всегда всех подряд выручаем. Обошлось, короче.

Вылез на улицу; весь город в крупе, голуби, как индюки жирные. Может это торговля панику насчет третьей мировой навела, чтоб за день план годовой сделать? Соли валяется - из моря вовек не выпарить. Только водку никто не выбрасывал, хотя ее тоже всю раскупили. Как вино. Один коньяк остался. Дорогой, зараза, четыре пятьдесят банка - за такие деньги его и ради войны никто не брал.