Смирнов В. - ...Таки да! - [19]

Смотрит товарищ Кириченко, девочка малышу под попу постелила шубу «Анжелика», чтоб от земли сыростью не тянуло. Чтобы вы себе знали, тогда «Анжелика» была, как сейчас «Мерседес», сидения которого обиты чернобуркой.

Но товарищ Кириченко совершенно спокойно спросил детей насчет того, как им в общем и целом живется? На вопрос товарища Кириченко прибежала собака водолаз-ньюфаундленд - триста рэ тогда, полторы штуки сегодня - и на всякий случай довольно гавкнула. А девочка сказала, что они живут нормально. И не больше того.

А где ваши родители, поинтересовался товарищ Кириченко, довольный жизнью простых людей при породистых собаках. Мальчик говорить еще явно не умел, собака тоже молчала, только по инерции виляла хвостом. А девочка ответила, мол, мама в саду собирает груши, а папа куда-то уехал на машине. Товарищ секретарь поинтересовался, какая машина у папы. Несмотря на то, что он уже был твердо уверен: его правление, кроме счастья народу ничего нового не несет. «Волга», - ответила девочка, и товарищ Кириченко еще раз убедился в своей мудрой, как всегда, проницательности. Хождение в прекрасно живущий народ можно было завершать, однако товарищу Кириченко захотелось, чтобы будущие поколения запомнили его беспримерный поступок - общение с народом без трибуны под ногами. «Дети, а вы знаете, благодаря кому так хорошо живете?» - намекнул хозяин обкома на материальную заботу родной партии, любимого правительства и даже где-то свое личное участие. Но глупые дети молча смотрели на него, а умная собака на всякий случай отрицательно замахала хвостом. «Вырастут - оценят», - наверняка подумал товарищ Кириченко, а вслух сказал:

- Вы так хорошо живете благодаря мне!

Дети посмотрели на товарища Кириченко теперь уже не с удивлением, а с любовью. Собака прыгнула вперед и лизнула руку партийного руководителя. До сих пор насупленный мальчик начал улыбаться, девочка бросилась вглубь сада с криком: «Мама, мама! Дядя Изя из Торонто приехал!»

Больше товарищ Кириченко в народ не ходил. А что касается первоклассной продукции куриного комбината, то мы в Одессе и не такой свист слышали. Но ничего, все равно выжили.

ЛЕГЕНДА О ХРАБРОМ СОБКОРЕ

Долгие годы настоящей «кузницей кадров» в Одессе считался не обком партии или кладовая «Плодовощторга», а облкниготорг. Там набирались руководящей закалки такие люди, для которых после торговли книжками легко было проявить себя на любом поприще. Вплоть до персональной пенсии. Директор облкниготорга, например, мог потом работать начальником тюрьмы, а посте этого снова переместиться в директорское кресло. Только оперного театра. Правда, привычки у него были странные. Требовал, чтобы артисты заходили в кабинет, держа руки за спиной. Что касается спора о замене вокалиста на партию князя Игоря, то он во всеуслышанье заявил: партия у нас одна, а с князьями давно покончено. И вообще тихо, граница рядом. Если вы думаете, что насчет тюрьмы и театра я шучу, то ошибаетесь. Это руководство в те годы так шутило. На наши головы.

Что касается другого начальника из облкниготорга, то до должности начальника тюрьмы он, по всей вероятности, еще не дорос и стал начальником музея. Но не Западного и Восточного искусства, в котором, говорят, с тридцать пятого года директора никто не менял, а другого. Поскромнее. Не думайте, что это музей на Короленко. И не потому, что на Короленко это вовсе не музей, а картинная галерея, а из-за того, что их директора в то время уже посадили. Только не в другое кресло. А в то заведение, куда идут начальниками из книготорга перед переводом в оперный театр.

Словом, наш герой стал директором музея поскромнее. И это к лучшему, потому что его в конце концов не посадили, а просто попросили с работы. Как и директора Литературного, но по другой причине. Сейчас я о ней расскажу.

У нашего Директора был приятель, Собкор самой центральной газеты страны. И вот заявляется он к Директору как-то вечером, чтобы взять интервью или по другой какой причине, но выпили они здорово. Прямо в кабинете Директора, правда в нерабочее время. Но в те годы, если бы они пили там даже с девяти до восемнадцати - им бы никто слова не сказал. Нравы такие были.

Значит, сидят Собкор с Директором, спорят за второй бутылкой о творческих планах. Потом Директор музейный экспонат продемонстрировал: достал из сейфа пистолет и хвастается. Спецкор пистолет в руках покрутил и на стол бросил. Зачем ему это оружие, когда третью бутылку еще не начинали?

А после третьей бутылки, у них начались творческие разногласия. То ли по поводу музейных планов, то ли из-за чего другого, но пистолет со стола никто не хватал, хотя сцепились они здорово. Кабинет ходуном ходит, цветной телевизор не выдержал, и мебель в такт ударам громыхает.

В это время сторож поинтересовался, что это за шум и почти ночное время? И свет в кабинете директора горит, и звуки оттуда непонятные вылетают. Если бы он рискнул сам пойти смотреть, то ничего бы страшного не произошло. Но у нас в сторожах такой .контингент подбирается, что его самого оберегать на(До. На этих божьих одуванчиков только посмотришь злобно, так они сами норовят сдаться, если до этого в обморок не падают. Когда все добро уже вынесли, встают потом, конечно, если сердце выдерживает. В общем, сами понимаете, что этот сторож бросился не на шум, а на улицу. Тут, как назло, два милиционера идут. Манера у них такая, попарно ходить, а то вдруг одного украдут или еще почему, не знаю. Ну, он им: «Ребята, музей грабят!» Милиционеры в кабинет, откуда шум, забежали, а Собкор сориентировался, что бить одного Директора легче, чем двух милиционеров, схватил со стола пистолет и приказывает: «Марш отсюда! Перестреляю!»