Смиренное кладбище - [17]
К девяти часам гости были уже хороши. Охапыч плакал: «За Воробья жизнь отдам!» — и рвался целовать. Воробей, чтоб не обидеть Охапыча, подставлялся, но осторожно, левой стороной — оберегал пробоину. Охапыч колотил кулаком по столу. Стаканы прыгали.
Малявочка решила, что домой ей сегодня не обязательно:
— Стась, не хочу домой, не прогонишь?.. — и сладко потянулась.
Стасик подскочил к ней, кавалерски подставил руку крендельком:
— Прошу, мадам!
И увел в домик. Минут через пять он вышел.
— Мужики! Все, все, завязывай!.. В часовню давайте. Жратву берите и — в часовню… — Сунул покачивающемуся Раевскому недопитые бутылки и сгреб со стола что было. — Давай, мужики, давай, у нас мертвый час.
Переполненные гости тихо выбредали.
Воробей с Мишкой ускользнули от продолжения: у Воробья заболела голова и совсем отказал слух, — значит, устал.
7
Мишка обогнул бензоколонку и шмыгнул в пролом.
— Молодой человек! — С соседней дорожки от «декабристов» ему махал незнакомый толстый мужчина. — Можно вас на минутку?
Мишка подошел.
— Какие трудности?
— Увидел, как вы уверенно проникли на кладбище, подумал, здешний.
— Ну-ну?..
— Да, собственно… Ничего не могу понять… — Мужчина пожал плечами. — Мистика какая-то… Откуда взялась эта могила? — он ткнул пальцем в свежий холмик, заваленный цветами.
Мишка нагнулся, раздвинул цветы. Ну да, вот трафарет, он его и писал. Воробей в тот день в прокуратуру ходил. Втроем и захоранивали после обеда: он, Стасик и Раевский.
— Здесь была бесхозная могила, — продолжал мужчина. — Где она?
— Бесхозная? — насторожился Мишка.
— Дело вот в чем: я из Управления культуры. Здесь должны быть…
— Михаил! — По соседней дорожке шли Стасик с Раевским. — Тебя клиент обыскался.
— Извините, — пробормотал Мишка толстому, — я не в курсе.
Когда очередь за цветниками уже подходила к концу, появился Стасик. Он вошел в сарай и прикрыл дверь.
— Ну, с кем это ты толковал у «декабристов»?
Мишка похолодел.
— Не знаю… Спросил, откуда могила свежая?..
— Угу, могила… — тише обычного проговорил Стасик. — А ты?.. Мол, не знаю, дядэнька?..
— А чего? Чего случилось-то? — спросил Мишка, прекрасно понимая, что случилось.
— Ничего, — Стасик улыбнулся. — Все прекрасно. Будь здоров, дружок.
8
— Чего-то у тебя звонок не фурычит? — На пороге стоял Воробей с пузатым портфелем в руках. — Здорово, могильщик хренов!..
— Леша? — Мишка растерянно смотрел на гостя. — Как разыскал?
— Забыл? На день рожденье моем сам записывал. Забы-ыл! — Воробей махнул рукой. — В квартиру-то пустишь?
Воробей поелозил ногами о половик, повертел головой:
— А чего? Ничего! Однокомнатная, сколько вас здесь?
— Я да бабка. Потише, спит она… Она с дачи приехала за пенсией.
— Ага. Пускай спит, мы на кухне. Я тут привез, — он протянул портфель.
— Не разбей… Самопляс… А чего… Валька спит. Дай, думаю, к Михаилу сгоняю. Кастрюля есть?
Воробей высыпал из целлофана в кастрюлю потрошеных окуней, подлещиков, лавруху, перец горошком:
— Уха сейчас будет. Я и соль взял. Может, думаю, нет.
— Соль есть, картошка кончилась.
…Воробей сидел за кухонным столиком спокойный, загорелый, даже слышать стал лучше: говорили вполголоса, а он разбирал. Рассказывал, хорошо было: солнце, лес, рыбка… Озеро переплывал туда-сюда. Врачи? А пошли они…
По тарелкам Воробей разливал уху сам. Мишке брызнул в тарелку самогона.
— Не спорь, — заметил он удивленный взгляд Мишки. — Попробуешь — скажешь. В кастрюле чего осталось — бабке покушать. Скажешь, Лешка Воробей сготовил. Ну, рубай, пока жаркая, остынет — не то…
Воробей доедал уху.
— Выходит, ты — с бабкой. А родичи?
— Они в Тушино, у них тоже однокомнатная.
— А-а-а… Так ты вот чего к бабке слинял. Понятно. Бабка-то старая?.. Помрет — хата твоя.
— Да она пока не собирается. Меняться хочет, на двухкомнатную. Тогда уж, говорит, и помирать, чтоб у тебя двухкомнатная была…
— Любит, значит… А в двухкомнатной уже и поджениться можно, дети, то-се… Чайку заведи.
— Бабуля у меня хорошая, — Мишка включил газ под чайником.
— Слышь, Миш, а чего ты на кладбище сунулся, за деньгой?
Мишка пожал плечами.
— В общем-то да… Шел мимо, дай зайду, а тут Гарик… А у меня время днем как раз свободное.
— Правильно сделал, — согласился Воробей. — Главное дело, не зарываться. Гарик вон допрыгался. У Гарика долго в «неграх» ходил?
— Месяца три…
— Платил как? Поджимал?
— Иногда совсем не давал.
— Этот может. Покрепче завари. Слышь, Миша, а зеленого у тебя нет?
— Есть.
— О! — Воробей обрадовался. — Самый чай. Я его в Средней Азии пил-перепил… Не рассказывал про Азию? Расскажу… Пиал-то нету? Ну хрен с ними, чашки давай. Варенье поближе. Как отца выселили, мы с Васькой жили. Ремеслуху кончил — меня в жэк дежурным сантехником. Без денег не сидел. С утряка по подвалам пробегу — магистраль посмотрю. Ее раз в неделю положено, а я — каждое утро. Где подкрутил, где подвернул — и весь день калым сшибаю. Потом мне в армию подошло. А я из жэка уволился, денег получил, отпускные, и ходу. В Среднюю Азию. Там без семи дней три года промотался вместо армии. Два года в Бухаре жил. Про бухарских евреев не слышал? Я лучше этих евреев людей не встречал. У одного кирпичи лепил для дома. Хорошо было. Жарко, конечно. Да у меня-то мослы ж одни, плавиться нечему; толстый, тот другой расклад; сомнется мигом. И вот смотри: тело у меня сложеньем такое или натура?.. Ведь сколько водяру жрал, а на работу — как штык. Да хоть у наших спроси: как я пил до больницы? А кого Петрович просил, случись что? Воробушка! Да… Потом на тростнике работал. Вроде комбайна идет машина, а ты перед ней стоишь. Тростник выше головы; ухватишь и перекручиваешь, и концы — в барабан заправляешь. Работенка — я те дам. Больше недели, ну, десяти дней, никто не выстаивал. А я там сезон отмотал. Меньше четырех сотен не выходило. И с похмела всю дорогу… Организм такой, на работу выносливый.
Литературный дебют Сергея Каледина произвел эффект разорвавшейся бомбы: опубликованные «Новым миром» повести «Смиренное кладбище» (1987; одноименный фильм режиссера А. Итыгилова — 1989) и «Стройбат» (1989; поставленный по нему Львом Додиным спектакль «Гаудеамус» посмотрели зрители более 20 стран) закрепили за автором заметное место в истории отечественной литературы, хотя путь их к читателю был долгим и трудным — из-за цензурных препон. Одни критики называли Каледина «очернителем» и «гробокопателем», другие писали, что он открыл «новую волну» жесткой прозы перестроечного времени.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Несколько слов об авторе:Когда в советские времена критики называли Сергея Каледина «очернителем» и «гробокопателем», они и не подозревали, что в последнем эпитете была доля истины: одно время автор работал могильщиком, и первое его крупное произведение «Смиренное кладбище» было посвящено именно «загробной» жизни. Написанная в 1979 году, повесть увидела свет в конце 80-х, но даже и в это «мягкое» время произвела эффект разорвавшейся бомбы.Несколько слов о книге:Судьбу «Смиренного кладбища» разделил и «Стройбат» — там впервые в нашей литературе было рассказано о нечеловеческих условиях службы солдат, руками которых создавались десятки дорог и заводов — «ударных строек».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Журнальный вариант. В анонсах “Континента” повесть называлась “Тропою Моисея”; вариант, печатавшийся в “Независимой газете”, носил название “Клуб студенческой песни”.
История жизни одного художника, живущего в мегаполисе и пытающегося справиться с трудностями, которые встают у него на пути и одна за другой пытаются сломать его. Но продолжая идти вперёд, он создаёт новые картины, влюбляется и борется против всего мира, шаг за шагом приближаясь к своему шедевру, который должен перевернуть всё представление о новом искусстве…Содержит нецензурную брань.
Героиня книги снимает дом в сельской местности, чтобы провести там отпуск вместе с маленькой дочкой. Однако вокруг них сразу же начинают происходить странные и загадочные события. Предполагаемая идиллия оборачивается кошмаром. В этой истории много невероятного, непостижимого и недосказанного, как в лучших латиноамериканских романах, где фантастика накрепко сплавляется с реальностью, почти не оставляя зазора для проверки здравым смыслом и житейской логикой. Автор с потрясающим мастерством сочетает тонкий психологический анализ с предельным эмоциональным напряжением, но не спешит дать ответы на главные вопросы.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Доминик Татарка принадлежит к числу видных прозаиков социалистической Чехословакии. Роман «Республика попов», вышедший в 1948 году и выдержавший несколько изданий в Чехословакии и за ее рубежами, занимает ключевое положение в его творчестве. Роман в основе своей автобиографичен. В жизненном опыте главного героя, молодого учителя гимназии Томаша Менкины, отчетливо угадывается опыт самого Татарки. Подобно Томашу, он тоже был преподавателем-словесником «в маленьком провинциальном городке с двадцатью тысячаси жителей».