Смеющийся - [2]

Родриго плакал и кричал, что здесь жарко, как в аду. Всхлипывал, плечи тряслись, никак не мог успокоиться.

Что же, здесь правда жарко. Но это не повод…

Пытаюсь понять, зачем попал в этот город. Меня прислала сюда компания, в которой я работал дома, далеко на севере. Но узнать мотивы высокого начальства трудно, разговаривать с коллегами – проще. Секретарша здешнего босса радостно делится со мной секретами. У них много конкурентов. Они работают хорошо, но конкурентов слишком много.

– И что?

– Мы попросили прислать нам специалиста, и в европейских компаниях стали больше доверять нам.

Они, задыхаясь, приходили на переговоры, расплавившиеся, разлагающиеся от жары. Потом среди смуглых лиц видели мою голубоглазую физиономию и понимали, что боялись зря, здесь не только чужаки. Пили много воды и смеялись, когда переговоры заканчивались удачно.

– Скоро наша фирма будет первой. Мы работаем лучше всех.

И правда…

Сеси уволили. Разбила компьютер, за которым работала, а на переговорах швырнула в клиента бумагами. Она смеялась, когда делала это.

Я продолжаю приходить к ней. Оказывается, Сеси нравится, когда ей делают больно. Мне тоже. Поэтому я никогда не отворачиваюсь, когда другие кладут ее на пол в цементных коридорах. Я заказываю еще один стакан васки и смотрю. Я хочу разрушить нашу любовь. Сеси – тоже. Мы не хотим любить этот город. Нам надо уйти отсюда, пока не поздно.

Иногда я думаю, что уже поздно.

Говорят, смеющихся никто не видел в жилых кварталах. Больше всего их на деловых улицах. Они приходят со стороны реки. Говорят, смеющиеся не отбрасывают тени.

– Они сами тень, – сказала Сеси.

– Бабушкины сказки. Обыкновенные нищие. Вы тут совсем обалдели от жары, вот и рассказываете небылицы.

– Они ничего не просят. Только смеются.

– Сеси, хватит повторять глупости.

– Они сами тень, ваша тень. Тех, кто работает.

– Чепуха, – я поцеловал ее. – Тени не смеются.

Я видел смеющегося. Ехал в такси, когда он выскочил на обочину из-под моста. Рот широко открыт, а глаза светились в фарах узкими щелями. Почти похож на человека, но еще больше – на белую цаплю. Машина промчалась мимо, и в открытое окно ворвался запах гнили. Сердце дернулось, и стало не хватать воздуха. Я подумал, что в последнее время слишком много пью, и не сплю по ночам, и много работаю. Не хочу, чтобы кто-нибудь заменил меня, как я заменил Хайме. У меня много важной работы.

Не буду никому рассказывать. Не хочу поддерживать дурацкие мифы. Не хочу, чтобы на меня смотрели как на отмеченного.

Пытаюсь понять Сеси. Я хочу знать о ней все. Разговаривать наедине трудно, в душном баре, забитом пьяными людьми, легче. Сеси уже выпила столько, что с удовольствием просвещает меня.

Она училась. Потом работала, и снова работала.

– А потом?

– А потом меня уволили.

Она много лет каждый день приходила в офис и, обливаясь потом, передвигала пачки денег. Делала карьеру. И застревала на всю ночь в кабаках, в тех странных барах, в которые водит меня. А потом поняла, что прохладных и сухих мест не бывает, и ей стало смешно.

– Скоро ты тоже будешь оставаться здесь на всю ночь. Потому что здесь плохо, очень плохо. Но в офисе хуже.

Я киваю.

Скоро День крови. Будет праздник. Будет карнавал. Люди, похожие на белых цапель, выйдут на улицы. Люди, гниющие в офисах, получат выходной и тоже выйдут. Они будут веселиться.

Мы с Сеси часто говорим об этом. Иногда мы не идем в бар, а остаемся у нее дома и подолгу лежим голыми на смятых сырых простынях. Сеси ждет этого праздника, как я в детстве ждал Рождества. Она не одна. Все, кто работают в моем офисе, тоже ждут. Похоже, они думают, что после Дня крови все будет по-другому.

По утрам включаю яркий свет в ванной и ищу свою тень. Тень на месте, насмешливо извивается за спиной. Я успокаиваюсь, но следующим утром опять осторожно оглядываюсь.

Каждое утро я ищу свою тень, а потом подолгу моюсь. Мне не нравится мой запах. Он появился недавно, запах плесени и сладковатой гнили. Я драю тело мочалкой, изводя мыло кусками, и поливаюсь одеколоном. Но как только прихожу в офис, запах появляется снова.

Мне снится, что я валяюсь в грязной канаве рядом с офисом. Во сне я уверен, что в этом намного больше смысла, чем сидеть за рабочим столом. Плещусь в тухлой воде, раздирая костюм о ржавые консервные банки. Пока сплю, это кажется забавным.

Когда просыпаюсь, мне становится страшно. Я не хочу становиться другим.

Кажется, моя работа не так уж важна. Мысль, что из-за праздника я потеряю целый рабочий день, не пугает меня. Я двигаю пачки и слышу шум порта. Корабли уходят без нас. Их моторы работают без нас, и трюмы наполняются бананами без нас. Их сирены кричат сами по себе. Запах гниющих фруктов окутывает трубы, и бьется о причал красноватая вода.

Иногда вместо обеда я беру такси и еду на мост. Подолгу смотрю на мутную Гуа, на ее ленивую рябь. Думаю о тех, кто ушел из нашего офиса и из многих других. Мне это не грозит. Я контролирую себя, у меня не бывает ни истерик, ни мыслей о самоубийстве, и сердце крепкое. А сны – что же, не удивительно, что в такие жаркие ночи мне снится вода.

Я не исчезну так, как другие. Я здесь чужой, и этот город не сможет меня сожрать.