Сметая запреты: очерки русской сексуальной культуры XI–XX веков - [143]
Большое количество женских средств контрацепции позволяют считать саму контрацепцию не столько мужским, сколько женским делом. Важно и то, что нередко мужчины относили предохранение исключительно к женским практикам, полностью снимая ответственность за нежеланные беременности с себя. В частности, провинциальная дворянка в смятении писала, что во все новых беременностях муж винит ее, упрекая в том, что она «не умеет устроиться, чтобы не беременеть»[1656]. Замужняя женщина находилась в сложном положении. Если она не беременела или, наоборот, беременела слишком часто, это могло вызывать претензии со стороны мужа и близких родственников. Идеальная жена-мать должна была уметь подчинять себе процесс собственной репродукции.
Несмотря на доминирование критики в отношении специальных средств контрацепции, именно женщины индустриальной России начали активно прибегать к ней. В связи с этим врачи, о чем свидетельствуют страницы женских дневников, советовали контрацептивы именно женам, а не их мужьям. В высших классах предохранительные практики стали преимущественно женской прерогативой. Известные европейские акушеры и гинекологи направили свои усилия на изобретение всевозможных средств для предотвращения нежелательных беременностей. С другой стороны, контрацептивы, особенно женские, дали возможность дамам высшего сословия пользоваться репродуктивной свободой, без которой невозможен сам по себе процесс женского социального освобождения и эмансипации.
Проблема использования контрацепции стала особенно актуальной в 1910‐е годы. Медицинское сообщество предлагало сделать искусственную контрацепцию доступной для широких масс в качестве панацеи от «преступных выкидышей» и инфантицида. В своем докладе Я. Е. Выгодский, выступая на XII Пироговском съезде в 1913 году, подчеркивал: «Единственным практическим средством, уже в настоящее время значительно ограничивающим производство незаконного выкидыша и обещающим в будущем еще гораздо более значительное вытеснение этого зла, являются меры, предохраняющие от беременности. Нужно стремиться к усовершенствованию и распространению этих мер»[1657]. Научная дискуссия об использовании средств контрацепции проходила параллельно с рассмотрением вопросов, связанных с искусственным прерыванием беременности. Врач М. Покровская, противница абортов, защищала позицию разумно контролируемого деторождения, где женщина свободна в выборе, беременеть или нет.
В 1916 году известная американская феминистка Эмма Гольдман (дочь российских евреев, эмигрировавших в США), автор знаменитого трактата «Торговля женщинами», была арестована только за то, что распространяла информацию о противозачаточных средствах[1658]. Сложно наверняка утверждать, чем был вызван такой либерализм российского закона и профессионального сообщества. Можно предполагать, что в условиях масштабного распространения сифилиса, многочисленных абортов и детоубийств, большого количества брошенных детей использование средств контрацепции было единственной панацеей. Для большинства либерально настроенных врачей средства контрацепции являлись «предохранительным клапаном» от «преступных выкидышей», детоубийств и оставления детей. В то же время в обществе сохранялось амбивалентное отношение к контрацепции. Для большинства женщин она являлась аморальной, но в то же время к ней часто прибегали. Женские контрацептивы, вопреки критике, получили распространение в высших слоях общества, где не принято было прибегать к абортивным практикам. Не последнюю роль сыграли процессы женской эмансипации, разорения дворянского сословия, которые приводили к тому, что родители не способны были содержать значительное число детей.
В условиях пореформенной России наблюдался интенсивный процесс трансформации репродуктивного поведения в высших слоях общества, среди горожанок в сторону его рационализации. Вследствие либерализации страны, распада ценностей традиционной патриархальной семьи, разорения поместного дворянства, активизации публичной деятельности женщин, эмансипационного движения формировался новый тип брачности среди различных слоев общества. С высоты сегодняшнего дня очевидно, что за полстолетия в стране произошла невидимая демографическая революция, автономизировавшая сексуальное и прокреативное поведение. Рационализация их жизненных установок выразилась в существенном сокращении числа деторождений, повышении брачного возраста и возраста первой беременности. Новый тип рождаемости в России, схожий с европейским, сформировался чрезвычайно быстро – на протяжении одного поколения. Но в отличие от европейских стран он появился значительно позднее – со второй половины XIX века, что было связано с замедленными темпами буржуазного развития. Изменение женского репродуктивного поведения способствовало трансформации самого института материнства. Сокращение числа деторождений в женской жизни в условиях настойчивой пропаганды «сознательного материнства» вело к усилению внимания к рожденным детям, росту материнской ответственности, а в родительском воспитании – к распространению детоцентристской воспитательной концепции, предполагающей концентрацию интересов семьи главным образом на детях.
