Смешнее, чем прежде. Рассказы и повести [Сборник юмористических и сатирических, но в основе бытописательских рассказов.] - [4]

Вот идут они, скажем, обедать в обед — у них столовые разные, в разных углах, чтоб опять же секреты за едой не смешались.

А вот идут на автобус — на автобусе можно, на автобусе друг в дружку их готовы впихнуть, одной секретной головой меж лопаток секрета совершенно иного. В очередь можно стоять друг за другом. И на демонстрацию идти тоже можно. В бане секреты встречаются голыми. Пиво секреты любят пить после бань.

Секреты женятся на секретах, мужские на женских. Секреты попарно живут по домам. Секреты секретам рожают девочек. Секреты секретам рожают мальчиков. Секреты совместно спешат по утрам к полвосьмому. Они прощаются сразу же, слазя с трамвая, и идут дальше рядом до самых дверей, но уже не проявляя никому своей женитьбы друг на друге, уже приготовясь продолжать день отдельно, чтобы вышел как следует нужный секрет.

Разговоры

Однажды у Семена образовался живой круглый рубль, который не надо было срочно куда-то нести.

«Пропить бы его, да что это рубль? — думает Семен. — На рубль можно только рассердить организм.» Долго думал Семен, куда бы истратить этот рубль, чтобы вышло из него, из рубля, удовольствие приличных размеров.

Какие удовольствия воспринимал Семен всем сердцем?

Удовольствие пить.

Удовольствие съесть.

Удовольствие поговорить с понимающим человеком.

Все остальные мероприятия были бесплатно, для них Семенов рубль был не нужен, как лишний.

— Эх! — сказал себе Семен. — Пойду в юридическую консультацию у нас на углу, сдам его в кассу и спрошу там кого-нибудь на рубль поговорить.

Семен понимал, что у нас ему не могут за рубль отказать в разговоре. И это обстоятельство он бесстыдно использовал, потому что никто разговаривать с Семеном был не в силах. У Семена огромная мощь в разговоре.

— Значит так, — сказал Семен, заплатив один рубль как за малый совет. — Потому что свобода, — сказал он молодому юристу в очках, — и я очки не ношу, так как очки искажают нашу действительность, которая есть гарантия личности.

— Свобода свободы, — отвечал приветливо на это юрист, поправляя оправу костяшками пальцев, — свободное освобождение для всех, кто свободен.

— Но не в правах! — закричал Семен на всю кабину, — А если в правах?

— В правах обеспечено править права, — отвечал юрист, поразмыслив минуту.

Так они говорили подряд два часа, и это несколько утомило непривычного к разговору юриста, тогда как Семен не утомился нисколько.

— Нам свобода гарантии и поправка у прав! — кричал Семен, наклонившись к юристу.

— Да ты что, парень, смеешься надо мной? — воскликнул вдруг юрист.

— А рубль? — сказал ему Семен. — Возвратишь?

Юрист стыдливо промолчал, потому что рубль уже давно смешался в кассе с другими рублями и выкопать его оттуда юристу было нельзя.

— Он круглый, — напомнил Семен.

— Проверка качества и качество проверки, — сказал со вздохом, продолжая, юрист. — Контроль контролера каждой личности есть личная поправка в правах.

— То-то же, — сказал Семен. — А ты говоришь!

Водка

— Валя, мы взрослые люди, давай будем вместе жить замужем. Я к тебе каждый день на трамвае расходую по два часа. Для чего это надо?

— Не знаю, со мной будет трудно. Я злая.

— Нет, Валя, ты не злая.

— Нет, я злая.

— Нет, Валя, ты не злая. Ты, Валя, вспыльчивая.

— Я на мужчин очень злая за их водку.

— Ну, а что же водка? За что на нее сердиться? Водка — это вещество.

— Я очень злая на мужчин, которые все время с водкой.

— Все время — это конечно. Ну, а я что же? Я не все время.

В баню иду, скажу: Валя, давай маленькую…

— Это что, это не водка.

— В субботу тоже маленькую, на двоих.

— Это ясно. В субботу конечно.

— И в воскресенье на двоих, для отдыха. А так что же, какая же водка?

— Да это не водка! Я на это не злюсь.

— В первое мая я, Валя, немного прихватываю. В первое мая нельзя не прихватить, а то у нас даже на работе рассердятся. А так больше что же, какая там водка.

— Я про первое мая ничего не говорю. Я на первое мая не злая. Это разве водка?

— На седьмое ноября, конечно, надо больше. Все-таки, сама понимаешь, Валя, какой это замечательный праздник. Тут, Валя, надо — для высокой идейности. В этот праздник у нас даже директор выпивает.

— А я что? Я ничего. Я разве против?

— Ну, и новый год надо спрыснуть, чтобы крепче пошел. Или нет?

— Новый год — это ясно. Что же я — не понимаю?

— Потом, опять же, на Пасху. На Пасху без этого и яйцо не пойдет всухую. В Троицу тоже, на Николая-угодника, ну там еще на святителей каких-нибудь, Алексея — Божьего человека, на Успение, к маслянице, а больше-то когда? Больше совсем никогда, я этой водки не очень, знаешь, Валя, обожаю.

— Ну, это что, это не водка, а я на водку очень злая. На это я ничего не скажу.

— А если спирту на заводе дадут, я, конечно, Валя, выпью внутрь себя, но ведь не в рабочее время, а на ход ноги. Выпью на ход ноги — и сразу домой. А неужели же в добре мыть детали? Они и так блестят, как чистые.

— Это конечно. Зачем добро изводить? Это я понимаю.

— А если на улице пристанут, идешь и пристанут — на троих, например, то я не всегда соглашаюсь, Валя. И если позовет товарищ, я тоже, Валя, соглашаюсь не к каждому. А когда я выпивши, я ничего не совершаю, как другие. Я — ни Боже мой — стекол не бью, на милицию не харкаю, так разве, дашь кому-нибудь в морду гражданскому. А власть я, Валя, люблю и уважаю. Я власть обхожу. Она, Валя, наша.