Смешнее, чем прежде. Рассказы и повести [Сборник юмористических и сатирических, но в основе бытописательских рассказов.] - [3]

— А кто же снимает прогрессивку? — спросил я у Миши.

— Отдел труда. Погоди!..

Я бегом спустился к отделу труда и вошел в него, распахнув обе двери. Пощечина снова запрыгала у меня под рукой.

Все женщины обернулись на открытую дверь и слегка подались друг от друга, перестав улыбаться.

— Дверь закрывайте, — сказала Нина Карловна простуженным голосом.

— К кому мне тут? — спросил я грубо. — Мне прогрессивку в прошлом месяце сняли.

— Ну, ко мне, — сказала Нина Карловна. — Так у вас же был выговор, помнится?

Она достала толстую синюю папку, где были вклеены все текущие выговоры. Там был вклеен и мне.

— Вот, — сказала она. — От пятнадцатого марта.

— Ну и что же, что выговор? — сказал я, задыхаясь от обиды.

— А по положению при выговоре нельзя платить прогрессивку, — объяснила Нина Карловна, понятный, простуженный человек. — Я за этим как раз аккуратно слежу.

— Ну а выговор, выговор, кто выносил? — спросил я в отчаянии.

— А вы посмотрите, кто визировал приказ, посоветовала мне Инна Карловна и опять отвернулась к своему разговору.

Приказ визировали в пожарной охране.

— Наверно, курил, молодой человек? — сказали мне в пожарной команде. — У нас есть жалоба, вот, от Белоглазова.

— Да кто же он такой, этот Белоглазов? — закричал я. Со стороны на меня смотреть было, видимо, неприятно.

— Что вы кричите? — сказал пожарник. — Белоглазов член комиссии. Сами знаете.

— Да я не курил! Не курил я совсем!

— Но тут же написано, что ты курил на заводе.

— Он врет, Белоглазов, врет!

— А свидетели были?

— Нет, не было свидетелей.

— Тогда ты ничего не докажешь, ему веры больше. Он уполномочен, понимаешь? Что ж это будет, если мы мы ему начнем не доверять? — сказал рассудительно пожарный.

«И правда! — подумал я. — Должны же они больше Верить своим, специальным, пожарным людям, чем мне.»

Тогда я решил отдать мою пощечину Белоглазову. В конце концов, он причина всех моих бед. С него началась несправедливость ко мне.

— Да, — сказал я себе. — Я найду Белоглазова!

Пощечина снова зашевелилась на ладони.

Но вот я подумал: а что же он сделал? Это была небольшая несправедливость ко мне грубоватого человека, который по своей ежедневной работе не имеет возможности проявлять свою власть над другими людьми. Должен же он находить для себя эту дорогую, видимо, для него возможность?

Я понимал Белоглазова, хотя и осуждал его.

Можно было бы все-таки отдать мою пощечину Белоглазову. Но это было бы недостаточно. От его обиды мне же не было так плохо, как сейчас? Остальное, самое главное, сделали какие-то совсем другие люди. Если отдать ему мою пощечину, отдать ее только за тот, первый случай, то все остальное останется без нее, то есть без пощечины.

Так я и ходил, тратя впустую мою горячность. Пощечина выделилась у меня из руки. Это была очень тонкая, твердая дощечка, точный слепок ладони, со всеми ее щербинами, со всеми линиями жизни и любви, которые на пощечине были даже резче, чем на ладони. Они должны были где-то отпечатать себя.

— Какие они тонкие, наши пощечины! — подумалось мне.

Я носил ее, желая скорее избавиться, Она вырывалась у меня из руки, как живая, но я нигде не мог ее пристроить!

Кому отдать хорошую, старомодную пощечину, а потом за это ответить перед законом, как надо, и на том успокоиться от обиды? Отдать пощечину было некому. Кругом сидели понятные, дружественные люди, которые стремятся во всем только к лучшему.

Разделение труда зашло так далеко, что мою небольшую несправедливость составили совсем по незаметным, микроскопическим осколкам. Мало того, я увидел теперь, что и любую, даже громадную подлость делает много людей по таким незначительным частям, что не знаешь, кому за нее дать пощечину, по которой щеке.

Разве тому, кто проявит особую, личную подлость, которой не требуют от него остальные, которой не требует от него даже само это общее, конечное дело?

Но в моем, незначительном случае я не видел такого большого, подлого человека, который был бы достоин моей хорошей, ручной, примитивной пощечины.

Я повертел пощечину в руках и с горя бросил ее, точно детскую запускалку. Я метнул ее вверх, в наше небо над нами. Пощечина радостно помчалась туда, как ракета, как птичка, на больших скоростях, но вдруг, пролетев недолго, вильнула и, словно возвращенная кем-то оттуда, ринулась вниз и с утроенной силой неожиданно ударила меня по щеке.

И тогда я заплакал.

₁₉₆₄

Секреты (Цикл рассказов)

Секреты

Построили длинное, красивое здание, и в этом здании сделали два секретных завода.

Уж раз они оба так сильно секретны, то, казалось, должны бы на этом сдружиться, должны соединиться друг с другом внутри своих секретов, отстраняясь тем самым от прочего мира. Но нет, хотя они оба в одном общем доме, но стенку меж собой с двух сторон укрепили. Двор пополам перегородили забором. Даже на крыше построили колючую решетку поперек: чтобы эти два ихних секрета не могли никак смешаться, не могли бы схлестнуться сквозь чердак или крышу.

Выходят рабочие люди во двор — они не могут случайно перемешаться с соседом, чтобы их секреты, не дай Бог, столкнулись.

Выходят рабочие в город, на улицу — двери тут не разгорожены, тут мешайся как хочешь.