Смешение карт: воспоминания о разрушительной любви - [30]

После того, как мы бросили проект Symphony, я переделал веб-сайт компанииSymtoys, сделав его домом своей игры Onyx. Я начал писать и публиковать там руководства по кинку: как обвязывать человека верёвками, как выбирать плётку. Кинк, как и полиамория, был плотно вплетён в ткань моей жизни и я хотел это обсуждать. Я уже писал на сайтеXero о теории кинка: как заговорить с партнёром о BDSM, как отличить кинк от насилия… Сайт Symtoys стал местом, где я писал в более практическом стиле: это можно сделать так-то и так-то.

В 1996-ом году, в день Святого Валентина, после того, как мы с Целести прожили вместе десять лет, я сделал ей предложение. Она сердилась на меня с утра, совершенно уверенная в том, что я забыл — что это за день. Мы садились в машину, чтоб поехать обедать. «Ты совсем забыл, так ведь?» — сказала она. «Ни открытки, ничего. Это день Святого Валентина! Как ты мог забыть подарить мне открытку?»

Я улыбнулся и полез в карман. «Ты совершенно права. Я не купил тебе открытку. Но что это? Хмм, это не открытка. Может быть, тебе надо взглянуть?»

Я передал ей баночку от 35-мм фотоплёнки. Целести, озадаченно взяла её. Но выражение её лица изменилось, как только она заглянула внутрь. Это было фамильное кольцо. Мой отец подарил его моей матери, а его отец — его матери.

— Думаю, предполагается, что я должен задать вопрос…

— Да! — ответила она.

Мы поженились в июне в парке на краю большого заповедника в Тампе. Мы написали собственные клятвы, исключив часть про «отказаться от всех прочих», но добавив про то, что мы ставим наши отношения превыше всех остальных. После свадьбы Целести подняла палец, показывая кольцо и произнесла: «Теперь у меня есть Кольцо, чтоб повелевать ими всеми.»

Гай председательствовал на свадьбе, используя вместо традиционной Библии атлас мира. Мы выбрали атлас потому, что исследовали новую территорию, пытались научиться состоять в браке, допускающем других любовников. Гай читал сценарий, вложенный примерно в середину атласа, на странице с картой мира.

Присутствовавшие на свадьбе родители Целести приветствовали моё вхождение в семью объятиями и поцелуями. В тот момент, когда мы поженились, я мгновенно стал подходящим, а все их предыдущие возражения против наших отношений исчезли, по крайней мере с их точки зрения. Со моей же точки зрения, я по-прежнему не очень любил их.

После церемонии мать Целести пришла в нашу квартиру для того, чтоб помочь Целести подготовиться к празднованию. По причине, которую я до сих пор даже не пытаюсь понять, она прошла в спальню, и приподняла одеяло с аккуратнейшим образом застеленной кровати. Под одеялом, находились надёжно закреплённые в углах кровати большие проушины, на которых всё ещё были закреплены кожаные «наручники».

Она осторожно положила одеяло обратно на проушины и, не говоря ни слова, вышла их спальни: глаза вперёд, губы плотно сжаты. Это был последний раз, когда она заходила в спальню любого места, где мы жили.

После свадьбы я стал замечать у наших друзей странное поведение. Это выглядело так, как будто вся это немоногамность была хороша, пока мы не были женаты, но как только мы сделали это, настало время отбросить глупости и начать настоящие отношения.

Однажды ночью, около двух часов, мне позвонил Уилл, который был нашим другом уже около шести лет. Он был завсегдатаем на наших вечеринках и я много раз, вставая утром на работу, обнаруживал его спящим на диване.

Уилл встречался с женщиной по имени Виктория, которая тоже была нашей подругой уже несколько лет. С самого начала разговора было ясно, что он хочет поговорить о Виктории, но мне потребовалось время для того, чтоб понять — что он имеет в виду.

— Подожди, ты говоришь, что это всё моя вина? Что именно моя вина?

— Виктория. Я расстался с ней. Я поймал её на измене.

— Ой, это хреново. Я совершенно понимаю тебя. Это не круто.

— Это твоя вина. Твоя и Целести. Это ваша вина, что я с ней расстался.

— Что?

— Это ваша вина. Когда я обнаружил, что она мне изменяет, мне пришлось расстаться с ней, и это ваша вина. У вас с Целести открытые отношения. Это даёт пример, с которым я не могу ужиться. Когда я обнаружил, что она изменила мне, я почувствовал неуверенность, потому, что я не могу жить так, как живёте вы с Целести. Ты можешь забирать её себе, если хочешь.

— Подожди, что? Что ты имеешь в виду, что я могу забирать её?

— Мы больше не вместе. Если хочешь её — действуй.

— Стоп, почему ты думаешь, что я собираюсь сделать это?

— Ты не моногамен. Вы с Викторией нравитесь друг другу, а мы с ней больше не встречаемся.

Разговор продолжался в этом духе около часа и закончился без какого-либо результата. Всё, что я уловил из него, это то, что Уиллу больно, его любимая предала его и почему-то именно я несу ответственность за все грехи мира. Вскоре Уилл вообще перестал разговаривать со мной.

Это было моё первое столкновение с тем, что социолог Элизабет Шефф, почти двадцатью годами позже, назвала «страхом возможности полиамории», тем, что просто живя немоногамно, я становлюсь громоотводом для чужих обвинений, неуверенности и враждебности. Но не последнее. Со временем это стало повторяющейся историей: люди обнаруживали, что мы с Целести женаты, но не моногамны и решали, что это каким-то образом делает нас ответственными за все проблемы, с которыми они сталкиваются в собственных отношениях.