Смертоносные гвозди - [49]

Когда он замолчал, все фигуры в зале медленно растаяли перед его взором. Последнее, что он увидел, это как его отец так хорошо знакомым ему жестом спокойно поправляет складки своего длинного красного халата. Судья поднялся и, вновь трижды поклонившись, закрыл дверцы алтаря. Потом он повернулся и подал помощникам знак следовать за ним.

Вернувшись в кабинет, судья сказал бодрым голосом:

— Теперь мне хочется побыть одному. Я подпишу официальное прошение об отставке. Вы придете сюда пополудни и развесите текст моего письма по всему городу, чтобы люди наконец успокоились.

Помощники молча поклонились, потом упали на колени и трижды приложились лбами к полу, желая показать, что их преданность останется неизменной, что бы ни случилось с судьей.

После их ухода судья написал письмо губернатору провинции, подробно рассказав обо всем и обвиняя себя в двух тяжких преступлениях. Он добавил, что не видит никаких оснований для снисходительности.

Подписав и запечатав письмо, он с глубоким вздохом откинулся на спинку кресла. Это было его последнее официальное послание. В полдень, как только обнародуют текст, он передаст печати судебной управы главному писцу, который будет управлять округом до приезда нового чиновника.

Попивая чай, судья Ди подумал, что может вполне отчетливо представить себе предстоящий суд. Смертный приговор будет вынесен наверняка, потому что единственным, что говорило в его пользу, была благодарность императора, которую он получил, будучи судьей Пуяна.

Он искренне надеялся, что Столичный суд примет это во внимание и воздержится от конфискации всего его имущества. О женах и детях, конечно, позаботится его младший брат в Тайюани. Но судья подумал, что горестно жить на милостыню, даже с родственниками.

Он был рад, что мать его Первой госпожи наконец-то поправилась. В предстоящие тяжелые дни она будет большой поддержкой для дочери.

Глава 22

К судье приходит неожиданный гость; он решается произвести повторное вскрытие

Судья Ди поднялся и подошел к жаровне. Когда он стоял возле нее, согревая руки, за спиной у него открылась дверь. Недовольный вторжением, он обернулся и увидел госпожу Го. Он быстро улыбнулся ей и доброжелательно произнес:

— Я сейчас занят, госпожа Го! Если у вас что-то важное, можете сообщить главному писцу.

Но госпожа Го и не собиралась уходить, а стояла молча, потупив взор. Через некоторое время она очень тихо проговорила:

— Я слышала, что ваша честь собирается оставить нас, и хотела поблагодарить вас за благосклонное отношение… к моему мужу и ко мне.

Судья отвернулся и застыл, глядя в окно. Снаружи сквозь бумагу, затягивающую окно, пробивались отблески снега. Потом он выдавил из себя:

— Благодарю вас, госпожа Го. Я очень признателен вам и вашему мужу за помощь во время моей службы здесь.

Он стоял неподвижно, ожидая, что услышит звук закрывающейся двери. Но вдруг он ощутил аромат высушенных трав и услышал за спиной мягкий голос:

— Я знаю, что мужчине трудно понять мысли женщины.

Когда судья быстро повернулся к ней, она поспешно продолжила:

— У женщин есть свои тайны, о которых мужчина не может даже и помыслить. Неудивительно, что ваша честь не смогла разгадать тайну госпожи Лу.

Судья Ди подошел к ней.

— Вы хотите сказать, — медленно произнес он, — что нашли новую улику?

— Нет, — со вздохом ответила госпожа Го, — не новую улику. Старую… но единственную, которая только и поможет раскрыть тайну убийства Лу Мина.

Судья пристально посмотрел на нее и хрипло приказал:

— Говори, женщина!

Госпожа Го плотнее запахнула халат; казалось, она дрожит. Затем она начала каким-то очень усталым голосом:

— Когда мы занимаемся повседневными домашними делами, латаем одежду, которую нет уже смысла чинить, подшиваем войлочные подметки к старой обуви, наши мысли блуждают. Напрягая глаза при свете мерцающей свечи, мы работаем и работаем, и иногда нам приходит в голову мысль: неужели, кроме этого, ничего нет? Войлочная подметка твердая, а руки у нас болят. Мы берем длинный тонкий гвоздь, деревянный молоток и пробиваем дыры в подметке, одну за другой…

Напряженно глядя на ее изящную фигурку со склоненной головой, судья пытался подыскать какие-нибудь слова ободрения. Но она вдруг продолжила все тем же утомленным, бесстрастным голосом:

— Мы втыкаем иглу и вытаскиваем ее, втыкаем и вытаскиваем. А печальные мысли кружат и кружат — странные серые птицы, взмахивающие крыльями над покинутым гнездом.

Госпожа Го подняла голову и посмотрела на судью. Его поразил блеск ее широко раскрытых глаз. Очень медленно она продолжила:

— Потом, однажды вечером, появляется мысль. Она прекращает шитье, берет длинный гвоздь и смотрит на него… как будто впервые в жизни. Верный гвоздь, который спасает ее израненные пальцы, верный друг в долгие часы печальных раздумий.

— Вы хотите сказать… — воскликнул судья.

— Да, — ответила госпожа Го все тем же бесстрастным голосом. — У этих гвоздей очень маленькая головка. Если молотком вбить их до конца, эту крошечную шляпку ни за что не найдешь среди волос на макушке. Никто и не узнает, как она убила его… и освободилась.

Судья пристально посмотрел на нее горящим взглядом.