Смертный приговор - [13]

Хосров-муэллим высохшими, задубевшими пальцами оттолкнул студента Мурада Илдырымлы в сторону, сам ухватился за труп старухи Хадиджи и вместе с махаллинскими парнями вышел со двора, тело подняли на грузовик, сами (в том числе и Хосров-муэллим) расселись рядом, и машина тронулась с места. Конечно, если говорить правду, студент Мурад Илдырымлы должен был почувствовать облегчение и благодарность к Хосрову-муэллиму, но вместо этого он разозлился на него, ведь студент в конце концов заставил бы себя, и поднес бы вместе со всеми тело к машине, и поехал бы в мечеть, и доказал бы сам себе, что он человек, подготовленный к жизни во всех ее ипостасях, а безжизненная нога старухи Хадиджи лишь одна из ипостасей. Человек обязан уметь хоронить, это должно быть для него так же нормально, как пить, есть, ходить в туалет, брать на руки новорожденного ребенка... Студент заставил бы себя... Теперь ему казалось, будто он на весь двор с ног до головы опозорен, на всю махаллю.

Но мужчины за столом во дворе тихо беседовали друг с другом, кран капал и капал, набившиеся в дом махаллинские женщины больше не плакали, и не пошедший сегодня на занятия в университет (за четыре студенческих года он впервые пропускал занятия) студент Мурад Илдырымлы, стоя у ворот, опять не знал, что ему делать... Молла Асадулла взглянул на парня-квартиранта, который и прежде время от времени попадался ему на глаза в махалле, и студенту показалось, что молла сейчас начнет его упрекать, стыдить при людях, но молла Асадулла тем же хриплым голосом сказал:

- Чего на ногах стоишь? Иди садись...

Студент подошел, сел в конце стола, и это спокойное приглашение моллы (как будто ничего не случилось!), спокойная беседа мужчин снизошли и на студента (а ведь и в самом деле, что случилось?...), и студент Мурад Илдырымлы внезапно вспомнил далекие прекрасные годы, прекрасные леса. Бедная старуха Хадиджа в жизни не видала их, она не видела ничего, кроме своего дома и двора, наверное, в жизни никуда не ездила, и она, бедняга, больше не выйдет во двор, не пройдет по улице, но дом, двор, улица, пока их не снесут, пока все не развалится, и без старухи Хадиджи останутся такими же, ведь Мурад Илдырымлы давно не в горах, а и горы, и леса остаются такими же, как были при нем... Студент подумал, что все это хоть и общеизвестно, но странно... Потом он вспомнил, что грызет ноготь, и быстро вынул палец изо рта. Молла Асадулла, глядя на четки, постукивающие в правой руке, хриплым голосом, будто сам с собой, заговорил:

- А этот Мышь, что, так и не пришел до сих пор?... - Потом левой рукой погладил белоснежную бороду, и только тогда студент увидел, что губы моллы слегка раздвинулись.

Сидевшие за столом махаллинские мужчины тоже как будто вздохнули чуть свободней, и воцарившееся во дворе с утра траурное настроение чуть отступило, напряжение уменьшилось, вопрос моллы Асадуллы принес какое-то облегчение.

- Ребята пошли за ним, - сказал кто-то, - придет скоро.

- Человек занят, что скажешь...

Сын хлебника Агабалы, повернувшись к молле Асадулле, сказал:

- Что поделаешь? Мыши заполнили город, да...

Никто не улыбнулся, хотя в этих словах - студент уловил - была легкая шутливость, ирония: мертвые уходят, жизнь продолжается по своим правилам... Бедную старуху Хадиджу сейчас мюрдешир (мойщик трупов) обмывал в мечети, потом ее завернут в саван и предадут земле, а оставшиеся в живых как жили, так и будут жить, пока не пройдут путь до конца, уйдут и они, - жизнь будет длиться, длиться... Так думал, разумеется, не один студент (и студент это прекрасно понимал!), бесконечность мира всегда переносила с собой эту простую мысль из поколения в поколение, сегодня в этом дворе она посетила студента, через тысячу лет (если люди не уничтожат себя атомными бомбами и ракетами!) она же придет в голову другому - мир изменится, конечно, мир будет совсем иной, но эта простая мысль всегда будет волновать человека...

Сын старухи Хадиджи Мышь-Баланияз работал на республиканской санитарно-эпидемиологической станции Министерства здравоохранения. Задача его была в том, чтобы ставить в домах и учреждениях мышеловки да разбрасывать яд. Муж старухи Хадиджи погиб на войне, и кто он был, что был за человек, студент понятия не имел, но Мышь-Баланияза знал. Старуха Хадиджа говорила: "У других людей по десять детей, если один плохой, дурной, так другой выходит хороший, толковый... А у меня, несчастной, всего один сын, что делать? Отца его, беднягу, забрали на войну, ушел - провались этот Гитлер, как он и провалился, - погиб на фронте, в одиночку я вырастила сына, семечки продавая... Плохой, хороший - один-единственный, да..."

Старуха бормотала скорее себе, чем студенту, когда с наступлением сумерек брала свою маленькую деревянную табуретку, наполовину опустошенный мешок с семечками и возвращалась в дом, и когда жарила семечки, и когда сворачивала кульки, и когда ела несвежую кюфту, и когда бывала без дела, оставляя открытой дверь своей комнаты, все говорила сама с собой - ночи, тишины боялась, что ли?

"Ушел, стал жить у жены в доме, жена ему дороже, чем я... Да и что ему делать, она же - мать его детей... Бедняга, мышей ловит и этим детей содержит, да... Жена у него татарка, а детей по-русски говорить заставляет, ну а я по-русски ничего не знаю... Не приходит ко мне, видишь? Раз в месяц заходит... Боится, что я деньги буду просить у него... А на что мне деньги? Одна-одинешенька, с голоду же не помру... Теперь в советском государстве кто с голоду умирает? Каждый как-то выкручивается, да. На что мне деньги?"