Смертник Восточного фронта. 1945. Агония III Рейха - [27]
Русские захватили весь округ. Наше командование не хотело или не могло продолжать оказывать сопротивление. Решаю подбить проезжающий мимо танк, но, увы, меня некому прикрыть, и я не могу подобраться к машине на нужное расстояние. Охотничий азарт затмил все остальные чувства — я держал оружие слишком низко, и выстрел повредил только гусеницы. Экипаж молнией выскочил из танка. Второй выстрел пришелся тоже слишком низко. А потом нам пришлось уносить ноги — экипаж другого танка, по понятной причине, пришел в ярость и щедро осыпал всю местность своими подарками. Командир все видел и, несмотря на провал, был очень доволен.
Атака на город продолжалась. Три наших тяжелых противотанковых пушки вывели из строя значительное число русских танков, продвигавшихся в нашу сторону. Пушки были тщательно замаскированы и вели огонь до последнего снаряда. Мы заняли, а потом оставили сначала одну, потом другую позицию. Атакуя мелкие группы врага, мы сами попадали под огонь, ну, а потом считали потери. Больше всего нас донимали русские снайперы, эти ребята свое дело знали…
Похоже, нас обложили со всех сторон так, что деться нам некуда. Наши командиры в большинстве своем пьяны и растерянны. Доверия к ним со стороны солдат никакого. Унтер-офицер (ветеран войны, награжден, несколько раз ранен) командует соседним отрядом. Он просит у меня место в лазарете. К моему великому изумлению вижу, как он хватает ручную гранату и срывает чеку. «Хватит с меня этого дерьма! Все равно нас здесь перебьют, а я хочу еще раз увидеть жену и ребенка — ты поймешь меня и поможешь». Отойдя на несколько шагов, он подрывает гранату. Унтер-офицер жив — стонет, нога изувечена взрывом. Я квалифицирую произошедшее как несчастный случай и тут же подготавливаю его эвакуацию в тыл. На прощанье он крепко пожимает мне руку, и его отряд переходит в мое подчинение.
Наше положение чудовищно, а в радиодонесениях уловить смысл невозможно. Похоже, вышестоящее командование перестало существовать. Отныне каждому придется действовать на свой страх и риск. Поэтому решаем хотя бы попытаться избежать плена, поэтому пробиваемся на Д[анциг]. Неподалеку действуют отряды СС, они и расчистили нам дорогу. У нас не было ничего, чем можно было бы сразиться с русскими — их орудия щедро поливали нас огнем, с каждым часом обстрел становился все интенсивнее. Число убитых и раненых росло.
Лозунг «сражаться до последнего», похоже, утратил смысл для всех, кроме кучки офицеров, находившихся в сильном подпитии. Вот какой-то унтер-офицер прямо на глазах солдат несколькими выстрелами из пистолета укладывает шатающегося лейтенанта, пытающегося вернуть людей назад на простреливаемую танками и артиллерийскими орудиями позицию.
Пламя охватило барак, я пытаюсь вытащить самые необходимые личные вещи, но в пылающий барак уже не войти. И все же пищеблок уцелел, забираю оттуда готовую еду и продукты. Но в половники с супом сыплется штукатурка с потолка. Сняв с вертела несколько колбасок, прячу их в ботинки.
Солдаты рассеиваются в охваченном пожарами городе, переодеваясь на ходу в только что добытую штатскую одежду. Бесконечные машины и колонны снуют по широкой, пропитанной битумом дороге. Они мчатся вперед на полном ходу, невзирая ни на что и ни на кого. Ночь. Русские нас обнаружили и иногда стреляют в толпу наугад. Обломки машин мгновенно сталкивают в канавы, в любой момент с фланга могут появиться танки, и тогда уже точно конец. На протяжении всей ночи связи с нашими нет. Каждый действует сам по себе.
По счастливой случайности нахожу местечко в машине артиллерийской части, ее тянут на буксире.
Двигатель излучает легкое и приятное тепло. Одно плохо — мы движемся не на восток, как планировали, чтобы выбраться из этой заварушки. Скоро засыпаю мертвым сном. В Г[отенхафене] (бывший польский морской порт) у нас заканчивается бензин. Как человек, ни черта не смыслящий в артиллерии, я абсолютно бесполезен. Отдохнув, пробираюсь к месту встречи, где надеюсь отыскать кого-нибудь из нашего батальона.
Бухту безостановочно атакуют с воздуха. Наши зенитки работают как надо, и горящие самолеты англичан или американцев (их сложно различить) камнем устремляются вниз, или же их пилоты, раскачиваясь, опускаются на парашютах.
Одно из двух — либо я преждевременно рапортую о прибытии, либо просто единственный такой слишком ретивый командир. Как бы то ни было, я снова при делах, и меня перекидывают в новое подразделение, сформированное из остававшихся в округе солдат. На следующий день мы начинаем продвигаться к фронту. Все это до боли напоминает мне давнишнюю историю с фольксштурмом, хотя это регулярные войска, которым должны быть присущи «выдержка» и «сплоченность». Кого среди них не было, так это сопляков в форме. Это были прожженные ветераны, знавшие все ходы и выходы, хоть и выглядели понурыми, безразличными ко всему и исхудавшими до костей. Они до последнего защищали Курляндию,[64] но не за горами последний бой, и мышеловка захлопнется.
Военно-морские силы противника ведут огонь из орудий главного калибра. С деревьев свисают на веревках тела, их число не поддается подсчету. Воздушные силы действуют сообща с артиллерией — они подавляют наши зенитные и противотанковые батареи, число их катастрофически уменьшается. Наши артиллеристы, расстреляв боеприпасы, подрывают орудия.
Роман «Апельсин потерянного солнца» известного прозаика и профессионального журналиста Ашота Бегларяна не только о Великой Отечественной войне, в которой участвовал и, увы, пропал без вести дед автора по отцовской линии Сантур Джалалович Бегларян. Сам автор пережил три войны, развязанные в конце 20-го и начале 21-го веков против его родины — Нагорного Карабаха, борющегося за своё достойное место под солнцем. Ашот Бегларян с глубокой философичностью и тонким психологизмом размышляет над проблемами войны и мира в планетарном масштабе и, в частности, в неспокойном закавказском регионе.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История детства моего дедушки Алексея Исаева, записанная и отредактированная мной за несколько лет до его ухода с доброй памятью о нем. "Когда мне было десять лет, началась война. Немцы жили в доме моей семье. Мой родной белорусский город был под фашистской оккупацией. В конце войны, по дороге в концлагерь, нас спасли партизаны…". Война глазами ребенка от первого лица.
![Солдаты Родины: Юристы - участники войны [сборник очерков]](/storage/book-covers/c8/c8da0d700953eeeb48acb0caf2488926974b1a68.jpg)
Книга составлена из очерков о людях, юность которых пришлась на годы Великой Отечественной войны. Может быть не каждый из них совершил подвиг, однако их участие в войне — слагаемое героизма всего советского народа. После победы судьбы героев очерков сложились по-разному. Одни продолжают носить военную форму, другие сняли ее. Но и сегодня каждый из них в своей отрасли юриспруденции стоит на страже советского закона и правопорядка. В книге рассказывается и о сложных судебных делах, и о раскрытии преступлений, и о работе юрисконсульта, и о деятельности юристов по пропаганде законов. Для широкого круга читателей.
В настоящий сборник вошли избранные рассказы и повести русского советского писателя и сценариста Николая Николаевича Шпанова (1896—1961). Сочинения писателя позиционировались как «советская военная фантастика» и были призваны популяризировать советскую военно-авиационную доктрину.
В этой книге собраны рассказы о боевых буднях иранских солдат и офицеров в период Ирано-иракской войны (1980—1988). Тяжёлые бои идут на многих участках фронта, враг силён, но иранцы каждый день проявляют отвагу и героизм, защищая свою родину.
Когда недоучившийся школьник Михаэль Брюннер вступал добровольцем в Вермахт, он верил, что впереди его ждут лишь победные фанфары, но он оказался в кромешном аду Восточного фронта. Таких, как он, немцы зовут Schlaumeier (дословно: «хитрюга»), а русские сказали бы: «хитрожопый» — циничный, себе на уме, отнюдь не склонный к самопожертвованию. Брюннер не брезговал ничем, чтобы спасти собственную шкуру, однако не избежал ни участия в самых кровопролитных сражениях второй половины войны, ни серьезных ранений.
Впервые на русском языке! Уникальные фронтовые записки офицера парашютно-танковой дивизии «Герман Геринг». Откровения ветерана об ужасах войны на Восточном фронте. Поразительная судьба, достойная авантюрного романа.В начале войны Карлу Кноблауху довелось воевать и в передовом отряде пехотной дивизии, и наблюдателем воздушной разведки, а после тяжелого ранения, полученного в бою с советскими истребителями над Вязьмой, он по выздоровлении был направлен в парашютно-танковую дивизию «Герман Геринг», где всего за несколько месяцев сделал головокружительную карьеру — от командира взвода до командира батальона.
Редчайший документ Второй Мировой. Откровения ветерана Панцерваффе. Уникальный фронтовой дневник стрелка бронеавтомобиля Sd.Kfz 222, которые применялись для разведки и боевого охранения в составе передовых отрядов и разведывательных батальонов танковых дивизий. Автор прошел всю войну на Восточном фронте, что называется, «от звонка до звонка» — с 22 июня 1941 года до падения Третьего Рейха. В эту книгу включены его фронтовые записи, относящиеся к первому году Великой Отечественной.
Война на Восточном фронте глазами немецких разведчиков и танкистов. Продолжение фронтового дневника ветерана Панцерваффе, воевавшего стрелком на бронеавтомобиле Sd.Kfz 231. Великолепно вооруженные, отличавшиеся невероятной проходимостью, эти восьмиосные бронемашины по праву считались лучшими в мире и применялись для разведки и боевого охранения в передовых отрядах танковых дивизий Вермахта и войск СС.«Сегодня снаряд русского орудия влетел прямо через открытый люк водителя внутрь нашей бронемашины. Раздался страшный взрыв.