Смертельный вкус Парижа - [22]

В дверь кабинета стукнула Мартина:

– Доктор, вас к телефонному аппарату.

Тон медсестры прозрачно намекал, что звонки репортеров мешают работе госпиталя, что в ее обязанности не входит беготня за мной и что для супруги врача из Отеля-Дьё замешанность в скандальном убийстве является возмутительной небрежностью. Хотя последнее мне не нравилось сильнее, чем Мартине, я все же чувствовал себя слегка виноватым перед ней.

Вежливый хрипловатый женский голос на другом конце провода протянул:

– Добрый день, доктор Ворони́н. С вами говорит Марго Креспен, приятельница Ива-Рене Люпона.

Я узнал это характерное тягучее хриплое контральто. Именно этот голос в ночь убийства интересовался у меня о состоянии раненого.

– Я прочитала в газетах, что мой друг умер у вас на руках. Он был очень дорогим мне человеком. Я бы хотела встретиться с вами. Мне очень важно услышать о его последних минутах.

Я тоже был не прочь побеседовать с мадемуазель Креспен. Разумеется, не для того, чтобы делиться последними минутами Люпона, а чтобы самому узнать что-нибудь полезное о нем и его окружении. Пусть Марго не могла убить его, она могла знать, кто хотел это сделать. Например, Марсель Додиньи: бульварная пресса подробно описывала непримиримую войну между ним и Люпоном – двумя специалистами по старинной мебели, причем Люпон неизменно торжествовал, а его оппонента никто не принимал всерьез.

Я вздохнул, пошуршал для вида страницами газет, нерешительно предложил:

– Разве что прямо сегодня, в час. Все остальное время я занят.

Она тут же согласилась:

– Хорошо. В час во «Фландрене».

Вежливые нотки из ее голоса испарились.

В час дня я ждал любовницу Люпона на террасе одного из самых шикарных ресторанов Парижа. Оглядев обедающую публику и кинув взгляд на винную карту, я понял, что Марго взыскала немалую цену за встречу с собой.

На мне был двубортный костюм, брюки с отутюженными складками, стоячий воротник сорочки подпирал британский галстук. Но, несмотря на все мое старательное великолепие, официанты безошибочно определили во мне человека, не принадлежащего к своей избранной клиентуре. Я мог только надеяться, что не испорчу репутацию модной львице.

Вскоре к ресторану лихо подрулил желтый «лимон» маленького «Ситроена». Из него вышла женщина, которая могла быть только Марго Креспен. Ее появление было отмечено всеми завсегдатаями – светлый шелковый брючный костюм эффектно подчеркивал узкие бедра и свободу стремительных движений, огромные очки с темными стеклами прятали глаза, высокие скулы, четкая линия подбородка и иссиня-черные резкие линии стрижки производили сильное впечатление. Даже орлиный нос придавал ей незаурядность.

Официанты моментально приняли мадемуазель Креспен за достойный объект внимания. Марго окинула надменным взором террасу, задержала оценивающий взгляд на мне – она явно не знала, как выглядит доктор Ворони́н. Я приподнялся, жестом пригласил ее к своему столу. Она подошла, села напротив и принялась откровенно рассматривать меня сквозь непроницаемо темные стекла. Я привык к тому, что парижанки задерживают взгляд на мужчинах, но под этим невидимым разглядыванием почувствовал неловкость. От Марго веяло модными духами «Шанель № 5» – тающим снегом, цитрусовыми и мускусом.

– Доктор, вы выглядите значительно лучше, чем выглядят мужчины, чьи жены ходят в рестораны с другими.

Я заставил себя остаться невозмутимым.

– Вы попросили меня о встрече, чтобы полюбоваться мною?

– Вообще-то, я хотела расспросить вас о смерти Ива-Рене. Но ваш вид оказался приятной неожиданностью. Теперь мне любопытно узнать о вас побольше. Газеты пишут невероятные вещи. Как вы попали в Персию?

Я предложил начать с выбора обеда. Не заглядывая в меню, она заказала полдюжины бургундских устриц, осетровую икру и бутылку «Кристалл Луи Рёдерер». Я пил белый мюскаде. Аппетит покинул меня вечером 27 мая, но, ознакомившись с ценами «Фландрена», я этому только радовался.

– Так что же вас привело в Персию? – Марго явно привыкла получать ответы на свои вопросы.

– Превратности судьбы, – сказал я чистую правду.

– А какие превратности судьбы занесли туда вашу жену?

– Ее отец был майором Персидской казачьей бригады, там все офицеры русские. Он погиб, усмиряя восстание Кучек-хана. После его гибели Элен и ее мать не решились вернуться в охваченную революцией Россию.

– Ага. Догадываюсь, выбор немусульманских невест в Тегеране был весьма ограничен.

Я заранее решил, что никакие слова этой женщины не в силах оскорбить ни Елену, ни меня, но все-таки не выдержал:

– Ваш пример предупреждает, что слишком большой выбор лишь мешает.

Мадемуазель Креспен тоже проигнорировала мою колкость:

– Брак сегодня – уже не такая завидная доля для современных и самостоятельных женщин. Представьте, я предпочитаю нюхать кокаин с Тамарой де Лемпицка, общаться с Жаном Кокто и проводить вечера в домах, где можно увидеть Гертруду Стайн и Колетт, а не хлопотать по хозяйству. Даже ваша жена выбрала поход в ресторан с Ивом-Рене вместо того, чтобы поджидать вас дома с разогретым супом. Мы, «бабочки», наконец-то живем так, как всегда жили вы, мужчины.

Откровения ее подруги Клэр заставляли усомниться в искренности этой бравады, но пока у «бабочки» не наклевывается блестящая партия, ее катехизис отвергает брак как устарелую и ханжескую выдумку.