Смертельный туман - [7]

Слушатели ждали. В руках Барра шелестели, поскрипывали карты – он перебрасывал их из ладони в ладонь. В его голосе прозвучало недоумение:

– Это что, типа как картины рисовать? Музыку сочинять?

– Верно, это формы искусства. – Рен жестом обвел каюту, увешанную картинами из жизни Испаньолы, приобретенными и бережно сохраняемыми хозяйкой.

У двери висело полотно, изображавшее девушку, рубящую кокос. Стену над стойкой со свернутыми картами занимала сцена морской битвы. Напротив пламенел штормовой закат. Яркие краски замечательно оживляли темные деревянные стены.

– В них куда больше могущества, чем обычно кажется людям, – продолжал Рен. – Каждый холст оказывает воздействие, на первых порах, возможно, неосознаваемое. Думаете, почему Каликста вообще на них внимание обратила? Каждое по-своему влияет на душу…

Каликста подняла взгляд от работы:

– Еще бы!

Рен кивнул:

– Рад, что ты согласна со мной. Однако следует знать, что в основе всего лежит энергия арсов – интуиция, интерпретация, сила воображения. «Три глаза», как еще говорят. Эта энергия может направляться в живопись, музыку, театр, скульптуру, как водится в ваших эпохах, но может излиться и в чтение, понимание, формирование мира как такового. Людских умов, городов, обществ, лика земли…

– Не могу в толк взять, – без обиняков признался Эррол.

Плащ лежал у него на коленях, про штопку он успел позабыть.

– Верно, – сказал Рен. – Пока лично не увидишь, на что способны арсы, это почти посрамляет воображение. Точно так же, как мир, видимый в микроскоп, невозможно представить, пока сам не…

– Что такое микроскоп? – спросил Эррол.

Рен улыбнулся:

– Я слишком сложно объясняю. Эррол… вот каким образом ты втолковал бы сущность Истинного Креста человеку, который никогда о нем даже не слышал? София, как ты рассказала бы о достижениях современной тебе медицины? Таковы арсы: это система смыслов, и за ней такая бездна столетий, что и к начаткам-то понимания подобраться непросто. А если погрузиться в нее полностью, очень трудно объяснить несведущим систему посылок, которые начинают казаться самоочевидными. Ты их понимаешь, но каким образом – не истолковать.

– И вот этот секрет Лига так ревностно охраняет? – спросила София. – Существование арсов?

Она и сама не полностью поняла объяснения Рена, но мысль, что арсов невозможно постичь, пока не пощупаешь, казалась толковой. Таковы были карты памяти, хорошо ей знакомые. Пока не нырнешь в чужие воспоминания – не вообразишь, как вообще возможно подобное. Наверное, в этом же духе работали арсы. Обретал жизнь целый мир… Мир, который описать невозможно, можно лишь почувствовать… пережить.

– Нет, нет, – покачал головой Рен. – Это я вам другой раз расскажу. Сейчас я об арсах только упоминаю, чтобы вы поняли, в чем меня обвиняли и за что я получил приговор. Пока я плавал в океане, они ничего не знали, но как только сошел на берег и оказался у них… все тотчас открылось. Я даже не знал, София, что твои родители пытались позвать меня с помощью часов, ведь в то время я уже отбывал срок. Узнал об этом лишь недавно, несколько месяцев назад, когда меня выпустили, но, конечно, было поздно. Тем не менее меня замучила совесть, ведь я дал им обещание и не смог исполнить его. Я связался с Кассией, известной на Новом Западе как Угрызение, и мы разработали план. Изначально он вовсе не затрагивал тебя, Златопрут, но нам стало известно, что случилось с тобой, и Кассии пришлось импровизировать…

– Они вас уже наказали за то, что вы помогли моим родителям, – сказала София. – Значит, и мне помочь не позволят.

Рен посмотрел на свои руки:

– Ты совершенно права, девочка. В Австралию мне уже не вернуться. Я уехал оттуда, зная, что обрекаю себя скрываться до конца своих дней.

София смотрела на него во все глаза, потрясенная тем, скольким этот почти незнакомый человек жертвовал ради нее и ее родителей. Потом подумала о цветных булавках, испещривших карту в подвальной комнате дома: ими Шадрак отмечал места, где вроде бы видели Минну с Бронсоном после их исчезновения. «Только подумать, – сообразила она, – за каждой булавкой стоит человек вроде Ричарда Рена. Человек, который, может быть, мельком видел маму и папу… И решился помочь им, не задумываясь о цене!»

– Значит, Лига вышлет погоню? – спросила Каликста.

– Возможно. Впрочем, подозреваю, у них полон рот хлопот поважнее. Я – лишь маленькая рыбка в их океане. Скорее всего, они забросят довольно редкую сеть, надеясь, что однажды она подцепит меня. А я сделал все от меня зависящее, чтобы этого не произошло…

…И теперь вот казалось, что Рен весьма заблуждался. «А может, – размышляла София, – две тысячи сребреников и есть та самая сеть, заброшенная Лигой? Объявили награду и ждут себе, чтобы пираты, контрабандисты и купцы Индий сделали за них всю работу…»

Увы, совсем забыть про Ричарда Рена Лига покамест была не готова.

Во время четырехдневного плавания до Нового Орлеана Рен серьезно занялся изменением внешности. Объявление о награде рисовало его длинноволосым и бородатым; он наголо выбрил голову. После чего Каликста разрисовала его руки и лицо несмываемыми чернилами, украсив их замысловатыми завитками и фигурными линиями якобы татуировок, характерных для жителей Индий.